Моя первая учительница, Решетников Сергей

1.

Ищите женщину!

Белая дырка луны
в небе.
В небо
выйду окном
пьяный.
Считаю до ста.
Девяносто, девяносто один...
А повод-то? Повод есть. Пробую дно
пустоты.
А сможешь ли ты?
Стою на шестом
застыл.
Член неспроста
из штанов достал.
Пьяному всё до пизды...

Умереть заранее – это не ново.
Умереть у людей на глазах.
Но, думаю, я чужой ей.
Знаю.
Хреново.
А пещера чувств у неё какая! Какая пещера чувств у неё!
Я за свой базар отвечаю.
И тут же шагаю
вниз сигаю.
Падаю.
Во дворе – кипишь.
Толпа большая.
Умер я.
Или умираю.
Страшно.
В спине щиплет.
Безумная боль в животе находится.
Умер поэт. Уматный поэт – вероятно.
Никто и не знает.
Не хочет знать. И это понятно.
Людям на кровь смотреть неприятно,
но никто по домам не расходится.

Увертюру начну врастопырку, стремглав.
Мигом в раж
при народе
ночное пространство залью страстью.
Она же такая… тогда под меня легла
вроде.
С улыбкой сказала:
- Здрасьте!
Пошли?
- А дашь?
- Дам.
И я как слон побежал.
Аж чуть не кончил в штаны на входе.

2.

Мохнатая

Сукой буду, если музыку с рифмами не пропою
я по самую маковку
в крепких словах, в завитушках,
в междометиях сорных.
Видишь, вышел на люди - бублик? Сука, стою.
Виолончель достаю, как Пушкин,
играю блатные аккорды.

Невыносимая, сука, любовь бывает на свете белом.
Я знаю
блин. Я теперь ежедневно дрочу.
Плачу. Рыдаю. Снова шалю между делом.
Об учительнице своей страдаю.
Учительницу сильно хочу.

Я души перегной положу, всплакнув
на шесть струн
восхищу ораву шнурков
засимфоню взбешенный с дуру.
Ля минор, ми мажор..!
Сру в утку.
Кричу в коридор медсестру:
- Эрато!
Мадам!
Таню мне дайте! Верните творцу – натуру!
Только одну минутку…
Только одну минутку…
Я, мадам, уже навалил…
навалил хорошенечко в утку.

Согрешу, распоясаюсь и под юбку в разрез
загляну.
Ну и ну.
Вот она. Мохнатая. Любовь – а не просто буккаке.
Нынче гимн малафьи Её Жопе назрел.
Я загну о любви к ейной шахте, заднице, сраке.

- Вы, девушка, замужем? Неужели… Как мне жаль...
Вы, девушка, красивая очень даже.
Колите уже, девушка.
А девушка так хороша!
Я медсестру по пятой точке глажу.

Это не истерия, так безудержно иссякает страх.
Здание.
Пора.
Делаю шаг в сумбурное,
сигаю в пропасть.
Умереть у мусорной урны
заранее -
- это такая игра.
И жизнь, стоит отметить, даже не дыра,
а просто с шоколадным пятнышком жопа.

3.

В институте

Я теперь запою
о любви поднебесной трактат,
о придуманном чувстве, толкнувшем меня с подоконника.
За строкой строка.
Ритмично, бью
пальцами в такт,
стучу по клаве – дурак.
Но плохо не говорят о покойниках.
А так

если б знать, что стреляет в меня близорукий очкарик Амур,
я бы мстил
я б в ответ запустил
пост, статью или камень.
Что я полюблю!.. Ты пойди, расскажи кому,
засмеются, заржут, обзовут дураком, замашут руками.

Моё тело сейчас не готово к распятью.
Меня всерьез затрясло
и свечка цинизма, дававшая свет, сегодня погасла.
Не могу, не умею связать в предложенье трех слов,
смотрю на ее, смотрю как прекрасна она
как прекрасна.

Напрасно на паре сижу,
ищу в кармане елду,
а еще вдохновенья
и рифму к слову «любовь».
Достать бы елду теперь,
публично разбить её в кровь.
По самые гланды впердюлить до сотрясения.

Вдруг она поднимает меня,
зовет к доске – отвечать...
А у меня стояк оттопырил штанину. Такие срамные делишки.
Не знаю чё делать. Иду, а весь курс как давай ржать!..
Серёга встает и кричит: «Нынче кто отсосет Мишке!?»

А она улыбается смачная…
Просто стоит.
Улыбается,
вся такая демократичная.
А я иду. У меня идиотский вид,
Подошел, встал близёхонько до неприличия.

- Я не готов отвечать, - сказал я тихо ей.
- Я уже поняла, - прошептала она.
Кончился смех.
А когда весь курс затих, она шепнула: – Не смей
приближаться ко мне так близко при всех…

Стою, у меня стоит,
не ложится болван.
Она мне в глаза смотрит, чуть-чуть краснеет.
- Уважаемая Татьяна Сергеевна, моя дорогая…
Вдруг вбегает декан
и вопит
рьяно:
- Как он смеет!?
А я продолжаю:
- Я вам руку и сердце свои предлагаю…
Татьяна.

И целую её в губы,
студенты в ахуе,
Серега тоже рот открыл,
декан на бегу споткнулся, трахнулся лбом.
Сидит точно пьяный.
По морде течет кровь.
Но зато слегонца поостыл.
Вот так расцвела моя первая любовь
с преподавательницей, с Татьяной.

5. Французская любовь

Меня не исключили. Мне повезло.
Мы нажрались с Дениской пивасом,
Болтаем за жизнь, панк-рок на фанере пялим.
Потом приехал Козлов
с ганджубасом
Мы закончили рано утром теплым противным «Роялем».

Я гуляю по городу, один гуляю
трезвый гуляю немножко.
Время меняю на видимость. Так бывает.
По хорошим сибирским ножкам
глазами стреляю.
Варюсь в кастрюле июльской жары
едва выплываю.

В избавленье от нечего делать взмолясь,
так и гуляю... Херней занимаюсь, по правде говоря,
по парку хромая...
Первая учительница СА-МА-Я
проходя, улыбнулась.
А я уже всё понимаю.

Я уже просекаю, она на крючке.
Танюша моя, Танюшину задницу вылуплю'
Поставлю свою звезду на ее очке,
Но, сука, чё-то стою и глуплю.
Чё туплю?

Я догнал её, остановил, попросил, чтобы ещё
улыбнулась.
Она улыбнулась.
То-то и оно.
На уроке такой прием теперь запрещен…
Солнце растаяло... Земля показало дно…
и в кульбите перевернулась.

Ушла из под ног как сон. И мгновенье застыв
растворилось. Ущипните меня. Я чуткий, глазастый
ошарашен. Ты сказала:
«Когда же подтянешь хвосты?»
Но вначале сказала: «Ну здравствуй»,

И потрогала член, подмигнула,
Я чуть не упал.
И в глазах помутнело, защекотало в носу
щас чихну. А у меня, сука, крепенько встал
Она говорит: «Можно… я тебе отсосу?»

Кажется, можно. Почему бы и нет.
У меня с голодухи
и сны покруче порнухи.
Она завернула с подмахом французский минет,
так что у меня от давления круто набухли ухи.

******

Хотите я Вас сейчас провожу?
Без меня эта улица будет полна страха.
Я сегодня буду Ваш абажур,
буду Вас обожать, обнимать и трахать!

Буду, где Вы прошли целовать тротуар...
Напущу на Вас рифм и метафор ораву...
Не страшны мне ни пьяницы, ни братва...
Я по жизни свободной пою траур!

А сердце без тени сомнений запело,
и нерв, как игла
давит большую любовь по винилу.
На улице темень, хоть выколи глаз...
- Заходи, не стесняйся, насилуй…

Так сказала Татьяна и села на «голубец»
И оттрахала сверху меня до потери сознанья
Это было не просто свиданья, а полный пиздец
Я гладил её по соскам, называя «Моей Таней»

Будет проза и перед этим эпиграф:
и жить торопимся, и чувствовать спешим.
И для юного тела первые вольные игры.
и первые жмурки для грешной души.

После бурного дактиля опять поворот на «бис»
и приходится снова ломать серьезный анапест.
Она проклизмилась, шепнула:
«Сейчас не торопись...»
И нагнулась.
Я на сём прерываю запись.

Книгочеи-филологи крикнут «Ура!»
и вздохнет глубоко дрочная цензура.
Слово – мысли денатурат,
буква – дешевая дура.

Хотя… допишу, её жопа – две аппетитные булки,
Ее жопа чудесна. Она создана для пистонов
Трижды ботаник туда погружался до стонов
И спускались в Эдем роднички спущенки из втулки.

7. Тишина рождает боль

Дальше затишье, порядок, тишь да гладь,
живем в раю или где-то рядом около.
Ходим раздетые догола,
пьем кока-колу
и молоко.
Теряем голову.
Ёп твою мать!

Цепь излияний, вояжи, один раз дебош,
вдвоем везде...
Мы уже друг для друга допинг.
Всюду вдвоем... В визг. Вдребезги.
В тошноту. Ну что ж...
Без луны в спальне темно, как у черта в жопе.

Ложись. Я тебя сейчас нарисую
Я тебя напишу, изваяю, заполню собой
Вылижу тебя подчистую
Влезу в тебя с головой.

Мы, видимо, тут с тобой без пяти...
Без пяти пять утра и не пяди...
И не пяди во лбу... Мать ети...
Надо спать уже, бога ради.

Мы с тобою лежим полюбившие счастья страданья
Мы с тобою лежим: два единства, две правды, две лжи
Мы с тобою лежим, мы созвучны: Мишаня и Таня
Одинокие в прошлом, счастливые ныне лежим

Даль оказалась данью. Дело себя исчерпало.
Далее монотон.
Предпочтенье благозвучным минорным нотам.
Привычка – это не мало.
Говорю о любви, но мой тон,
как у картавого диктора аэрофлота.

Напеваю Есенина, дождь, скука и тишь...
Жребий брошен.
Страсть превратилась в фетиш.
«Зачем же ты на меня так глядишь?"
Скажи, что я самый любимый на свете!»

«Ну, прочти же мне стих... Фета. Тютчева... Ну.
О любви, что подобная лютому плену»
«Любовь - это чуть пощекотал и чихнул,
и эхо из спермы
пошло по вселенной.

Любовь для мужчины,
как точечный ядерный взрыв,
как теория пука, конечная точка узора,
как пива полбанки - во время июльской жары,
как первый аванс для стажера»

«Любовь – это вечность»
«Любовь – это миг!
Это просто достойная строчка...»
«Нет, томик.
Войди же в меня побыстрей, не томи!..
Потонем с тобой в истоме»

8. Дочь

Излучина.
Пустые времена.
Я так хотел тебя изведать.
Получка.
На аборт.
Беременна.
Назначенный прием на среду.

Я так хотел иметь бы дочь...
Пустышки, шепот, плач в коляске...
У вас бессонница?
Вы что?
Со мною всё в порядке.

Со мною доча-жизнелюб,
по мне пока всё сладко.
Зачем живу, дышу, не сплю?
Стихи пишу украдкой?..

За тем, что нужно их писать,
за тем, чтоб род продолжить,
за тем, что эти небеса
любить же кто-то должен.

Когда наступит день погожий
мы плюнем с ней на свой режим.
Послушай - проходи прохожий,
не видишь, с доченькой бежим.

Мы б с ней в коляске по бульвару...
По трассе «Формула – один»...
Да, что ты, Таня, нашу пару
ни черт, никто не победит.

А, знаешь, сколько мы пеленок
смочить смогли бы?! Что слабо!?
До сотен, тысяч, миллионов...
А ты мне говоришь - аборт.

До нас людей - не сосчитать.
И всё же лучше ты рожала б!..
Не так плодится нищета...
Не будет распрей, слез и жалоб.

И все стихи, вся проза про неё.
Я б подарил ей все хореи, ямбы...
Я был...
Я бы...
Одно вранье.
И я бы, я бы, я бы, я бы, я бы...

Излучина.
Пустые времена.
Я так хотел тебя изведать.
Получка.
На аборт.
Беременна.
Назначенный прием на среду.

9. Мистер ИСК

Я очень устал от рифмы до боли стальной,
пишу банально:
мне уже параллельно.
Смотрю кино.
Кино – говно.
Параллельно, не значит, правильно.

Вдруг выясняется –
я у тебя не один.
Громко о планах смеялись боги.
Она: «Вернулся? Привет! Сколько зим! Сколько лет!
Снимай сапоги.
Раздевайся.
Проходи...
Не стой на пороге»

И что я заметил – сменилась в лице.
Так вот он твой щеголь,
врач, Авиценна?
Меня разбуди.
Выпиши смерти рецепт.
«Уходишь?»
«Еще бы...»
Немая сцена.
«Уходишь? Иди»

И я пошел, пошел и пошел... Пошла ты!..
НА ХУЙ!
А боги всё смеялись. И шум возвышался богатый…
И ангел-хранитель насрал со страху.
И люди на улице улыбаются, гады!

Я верил, чище её не сыскать.
Сейчас ее внес в категорию риска.
Шлюха, училка моя! Тоска!
Артистка! Артистка! Артистка!

Здесь что-то не так. Жизнь кувырком.
Кубарем жизнь, ценой копейка. На закате багрянец.
Я на закат почапал пешком,
хаос в голове, мир в багряном тумане.

Я в ауте. Она его долго ждала,
ждала-то не впроголодь, пожалуй.
Еблась как метёлка,
Не извинилась, не догнала,
не задержала.
А хуля толку?

Буду водку пить. А чего еще?
Заполню дурных мыслей бреши.
Дайте правую руку - я перекрещусь,
а то левой себя повешу.

Обложило градусами мозги,
травы не надо, по бульвару плохо несут ноги,
ни друзей, ни подруг, не видно ни зги...
Лишь на небе хрустят орешками боги...

«Скажи, что ты нитки вьешь из мужчин,
из многих на всякий случай.
А как ты кричишь, тишину разрывая в ночи;
вчуже дивно, а я значит - везучий.
Для тебя в жизни главное фаллоса культ...
...коллоквиум закончился, однако.
Гетера ты в самом соку,
черт по тебе плакал»

Пусть земля покроется вечной тьмой,
хоть говном
я фонарь приготовил намедни.
А вот и тот бомж с белым вином
ангел-хранитель мой
собирается в рай в передней.

Беги, дружище, я уже тут
разберусь без тебя, дружище!
Позвони в отделение, пусть подождут,
или пусть уже сразу ищут.

Ничего, что ты обосрался. Я никому не скажу.
В этом смысле я честный. Иногда через чур даже.
А сейчас я с тобой пари держу –
Хотя всё это полная лажа.

Я не приемлю в её лице
никаких семинаров, ни практик, ни лекций...
С большим удовольствием смотрю в прицел
на твоего красивого мистера Икса.

Чем он лучше меня? Хуй крепче стоит?
Я рифмую – кровь, вновь, готовь…
Когда же на русском какой-нибудь пиит
найдет достойную рифму к слову – любовь?

10. На нервах

От стены к стене, от угла до угла
комнату меряю, то бегом, то шагом.
Цыганка вчера мне солгала -
хорошая, говорит, придет бумага.

Она пишет письмо - просит забыть..
Забыть тебя! О милая Татьяна!
Как это просто было бы
Я вечно молодой и вечно пьяный.

Чё ты думаешь, я без тебя не как?!
Я с похмелья. Заметно?
У меня всё ок’ей. Жизнь? Пиздато, блядь.
Твоя любовь безответна
наверняка.
Потаскает и бросит опять.

Ты из жалости что ли пришла?
Не обременяй
себя.
Обойдусь без жуира лучше.
Отпусти, пожалуйста, только меня,
не мучай.

Ты думаешь, фото в красном углу?
Ты думаешь, стихи читаю возле киота?
О, мать моя!
Ты знаешь же – я никогда не лгу,
даже не мучаюсь ни на йоту.
Ни хуя!

Вспоминаю забавы счастливейших дней,
в парке мы встретились в понедельник,
сколько тогда я носил ахиней
в карманах заместо денег.

Она меня слушает, я же с лихвой
сыплю горсти демаршей-излишеств.
Она мне: «Миша, не надо. Пожалуйста… Боже мой!..
Ты моложе найдешь себе… Тише!»

«Нельзя здесь тише. Не надо моложе.
Страсть такая непобедима!
Это примерно одно и тоже,
что война, спид или выстрел самоубийцы мимо.
Написался стихов до тошноты,
перепробовал всякие минорные ноты,
признавался и клялся в любви, но ты
отдавалась мне без охоты.
Я тебе интересен лишь как талант.
Ждать его ты не переставала.
Я просил руки, ты не отдала,
отказала.
Мне бы денег сейчас миллион,
я б купил бы тебя с потрохами.
Я купил бы тебя... Или неужели он
длиннее меня ногами?
Почему ты уходишь?»

11. Реанимация

Это не истерия, так вырывается гной.
«Сейчас не торопись», - слышу шёпот.
Это теперь на веки мой
ум дураков – опыт.

Я – не я, если я не смогу за любовь…
Но какая эта любовь!?
По хую!
«Готовь», «морковь», «вновь», «кровь», «лбов»
Рифму ищу, как мышь вонючую дохлую.

Я души перегной положу от чувств на шесть струн,
Восхищу всю больницу
- засимфоню коматозный с дуру.
Ля минор, ми мажор..! Сру в утку. Зову медсестру:
«Эрато! Мадам! Таню мне дайте!
Дайте творцу – натуру!
Минутку –
я сру в утку!
Дайте мне учительницу одну»

Согрешу, распоясаюсь и под короткую юбку в разрез
загляну. Вот она. Волосатая. Эта любовь - а не квази...
Встану с первым лучом на заре,
не умолкну ни в коем разе.

Вы, девушка, замужем? Неужели… Как мне жаль...
Вы, девушка, красивая очень-очень даже.
Колите уже, девушка. А девушка так хороша!
Я медсестру по мягким ягодицам глажу.

Мне от боли морфином, пожалуйста, поставьте укол...
Разозлился вдруг. И по тумбочке кулаком рьяно стукнул.
Как пьяный. Прочь со стола Ларошфуко!
Назрела криком, взрывом спермы поэма – фурункул.

Мне плевать на опыт – ум дураков,
я видел как пьяный Вакх плакал…
Что еще укол?
Это очень хороший укол.
А кругом диссонанс квадратного мрака.

Это не истерия, это так безудержно иссякает
страх.
Здание.
Делаю шаг в пустоту,
сигаю в пропасть.
Умереть заранее – это не ново.
И жизнь, - это такая
непросто дыра,
а с шоколадным пятнышком жопа,
нарисованная очень херово.

Стою, считаю до ста
Большой член достал
Падаю.
Во дворе – кипишь.
Толпа большая.
Умер я.
Или умираю.
Уже и не знаю.


Сергей Решетников (с) 1997 год, 2002 год, 2019 года