Безлунная питерская ночь, Сергей Решетников

На днях поехал на встречу с продюсером. За город. В Подмосковье. В большущий двухэтажный особняк. Для меня заказали такси. Меня встретил огромный охранник с большим пистолетом в кобуре под мышкой. Я почему-то ему представился, протянул руку. Он в ответ посторонился, указал, куда мне идти, высоко подняв брови, учтиво сказал: «Прошу вас!» Потом я понял, что представился всего лишь охраннику. Ко мне подскочила толи консьержка, толи другая какая прислуга, женщина лет сорока. Ей я уже говорить свое имя не стал. Она пригласила меня на второй этаж. Я поднялся по крутой скрипучей деревом лестнице. В гостиной меня радушно встретил хозяин дома, кинокомпании и генеральный продюсер в одном лице. По-славянски красивый мужчина 40-45 лет. У него была обихоженная седеющая борода почти равнобедренным прямоугольником, доходящая до груди. Ноги его были обуты почему-то в рванные, видимо, любимые тапки, на теле старая серая от жизни майка и черные когда-то трикушки с оттянутыми коленями, как в моем полунаркотическом, полухмельном, застойном, с видимостью благополучия детстве, когда пачками хоронили генеральных секретарей Советского Союза. Вообщем, своим одеянием хозяин никак не сочетался с шиком, блеском и лоском своего большого дома с высокими потолками, богатой отделкой, отменным паркетом, улыбчивой прислугой и огромным охранником с большим пистолетом под мышкой. Скажу больше, своими тапками, трикушками и майкой борода (так я его условно назову) даже не сочетался со своей большой красивой головой, аккуратно коротко-стрижеными волосами, ухоженным, выхолощенным в косметических салонах лицом. Его кожа лоснилась от благополучия и достатка, его ногти на руках были мастерски обработаны, на правой руке красовались два перстня с большими бриллиантами. Во взгляде было равнодушие к курсу доллара и евро, в одном уголке губ застыла фраза: «У МЕНЯ ЕСТЬ ВСЁ», в другом как бы насмешливо приподнятом чуть выше: «ТЕПЕРЬ Я ПРОСТО СНИМАЮ КИНО». А высокий лоб с огромной уверенностью говорил мне: «Я НЕ БЫДЛО. ТЫ ЖЕ ВИДИШЬ. И ДАЖЕ, ЕСЛИ Я УКРАЛ ЭТИ ДЕНЬГИ, ТО УЖЕ ОТМЫЛ ИХ, И ПОСТРОИЛ, КСТАТИ, ПРАВОСЛАВНЫЙ ХРАМ НА СВОЕЙ РОДИНЕ, И ЗАМОЛИЛ ГРЕХИ» Он пригласил меня присесть. Я небрежно плюхнулся в глубокое кресло. Зашла молодая девушка в фартуке, с офигительно красивыми длинными ногами. Я сидел на диване и разглядывал ее бедра, колени, щиколотки, ступни. Надо признать, я люблю красивые стройные ноги и хорошую жопу. На грудь я обращаю мало внимания, а вот ноги и жопа в женщине должны быть отменными, чтобы душа пускала множество приятных мурашков по телу, чтобы хотелось сочинять банальные стихи, рифмовать «любовь» с «кровью», лезть на стену, чтобы калдан просился из штанов на волю от одного вида красивых ног. В России навалом красивых ног. Со времен бедного Пушкина очень многое изменилось. Стройных женских ног стало значительно больше. Я перевел взгляд с бедер, через жопу и грудь на лицо девушки в фартуке. Она, выдержав дипломатически-эротическую паузу, с нежной улыбкой спросила: «ЧАЙ-КОФЕ?» «ЧАЙ» - сказал я и тут же подумал, что продюсер наверняка закидывает ее ноги себе на плечи или щекочет своей прямоугольной бородой то место, откуда они растут. «ЧЁРНЫЙ, ЗЕЛЕНЫЙ?» - с прежней улыбкой спросила она. «ЗЕЛЕНЫЙ, ЕСЛИ МОЖНО» Девушка красиво ушла. Я не стану рассказывать, о чем мы говорили с продюсером. Разговор был долгий и плодотворный. Почему я затеял этот рассказ? По одной простой причине. Девушка с красивыми ногами появилась вновь. Когда она входила, я замер, внимательно следил за тем, как изящно она движется к столу, как поставила поднос с чашкой чая, печеньем и конфетами. Продюсер показал рукой на печенье. Я сказал: «СПАСИБО! Я ПЬЮ ЗЕЛЕНЫЙ ЧАЙ БЕЗ ВСЕГО» Борода начал разговор. Я взял чашку с блюдцем в руки. Заглянул в нее, и не увидел дна. Блин! Е-понский бог! Чай был черный как безлунная питерская ночь. Я поднял глаза на продюсера, продолжил слушать, а в голове моей свербела мысль: «ПОЧЕМУ ЖЕ МЕНЯ СПРОСИЛИ, КАКОЙ ЧАЙ Я ПРЕДПОЧИТАЮ, ЕСЛИ ВСЁ РАВНО ПРИНЕСЛИ ЧЁРНОГО??? ПОЧЕМУ?» Я сидел, пил мелкими глотками терпкий насыщенный чай, который своей выжженной китайским или индийским солнцем чернотой наносил урон моей зубной эмали, смотрел на продюсера в трикушках, майке, с прямоугольной бородой и думал о красивых ногах. И эта мысль была уже не настолько светлой, как при первом ее появлении, когда я вспомнил про разгильдяя Пушкина, когда я захотел зарифмовать «любовь» и «кровь», когда мой калдан проснулся и зашевелился у меня в штанах. Почему? Потому что я пил безлунную питерскую ночь.

16 октября 2007 года