«Профсоюзный лидер», Сергей Решетников

Молодой прыщавый режиссер с волосами ниже плеч собирает сценаристов для написания пилотных серий телевизионного проекта, съемки которого отменить, якобы, уже нельзя. Процесс, как выяснилось, идет давно. Но в сценариях, как впрочем, и в концепции, конь еще не валялся. С оплатой – вилами на воде писано. Работы – поле непаханое. И кинокомпания – черт хуем кашу помешал. «Дьявол меня заносит на такие идиотские проекты!» - думал про себя автор, сидевший в числе других писателей, дувших губы от осознания собственной значимости, важности и незаменимости. «Ждем-с» - вздохнул автор. Режиссер, как, видимо, полагается, опаздывает на 30 минут, вразвалочку являет себя пишущей братии, весь такой охуительно летний – в белой майке с надписью на английском во всю грудь, в широких шортах и кожаных сандалиях, плюхается и глубоко проваливается в чересчур мягкое кресло, широко расставив ноги, не извиняясь за опоздание, будто бы продолжает давно начатый разговор:

- Было бы очень здорово, когда, как бы, то есть… это… ну вы понимаете… - кладет металлическую бензиновую зажигалку перед собой на низкий столик, потом переворачивает ее дважды, громко ею стучит о столешницу и продолжает:

- ХОЧУ (делает императорский акцент на слове «хочу» и поднимает вверх указательный палец), чтобы не было попсы, чтобы не было «Камеди-Клаб», чтобы не было позора… ХОЧУ (повторяет жест с пальцем), чтобы была импровизация… Чтобы вот так вот… то есть… как бы… (улыбается, не улыбаясь глазами) – и нормально… Вот так, - сказал молодой режиссер, облизал свой грязный указательный палец и продолжил неизвестно к чему - Ты видишь человека, - то есть, и не стесняешься, что там чего-то… (и чувака понесло)

Автор упустил нить разговора и начал думать о своем. «Почему-то Мишка не приехал. Хотя шел разговор, что он приедет» А режиссер быстро вошел в раж и продолжал выступать, засоряя словами-паразитами пространство комнаты, где проходило совещание:

- Важно наперед прочухать… то есть. Изюминку нужно прочухать! Её-её! Именно. И не надо, что характерно, там – как бы… то есть. Не надо. Этого вот не надо говнища! Не хочу! – качает указательным пальцем, как будто грозит, что, если чё, то всех, сука, как бы, то есть, покарает, как бог.

- А о чем писать? – не удержался и спросил любопытный автор.

Не менее любопытная, но преданная не за хуй собачий режиссеру писательница (видимо преданная, за то, что он реальный работодатель), остановила начинающего писателя:

- Ну что вам – непонятно?! Что вы? Мешаете… Всё понятно – доступно.
- Нет, мне непонятно и недоступно, - давясь слюной и нервничая, сказал автор.
- Молчите уже, - отвернувшись, сказала писательница, - идите, учитесь.

Автор на минуту успокоился, думая про себя матерные слова про тетю-писательницу. Все внимательно продолжили слушать.

- То есть… Как бы…

Режиссер не смотрел в сторону строптивого автора, ему не было дела, за чем, как, почему он выступил против, чего ему нужно, какого хера. Он продолжал вещать. Император Нерон очень любил петь.

- Вот то есть так как бы, и не нужно – как это называется – ненормативной лексики - закончил режиссер и стал по очереди обкусывать заусенцы на пяти пальцах правой руки. Левой рукой, поддерживая правую, как будто опасаясь, что она упадет.

- Вкусно? – неожиданно для себя спросил неугомонный автор.
- Чё, вкусно? – переспросил режиссер.
- Вкусно надо писать… то есть, как бы? – многозначительно взглянул в глаза режиссера автор и пародирую его погрозил пальцем.
- Типа того, - сказал режиссер и принялся облизывать пальцы своей левой руки.

Автор осмотрел свои пальцы, аккуратно постриженные ногти. Подумал о том, сколько бактерий и паразитов сидит в заусенцах, между ними, под ногтями, даже если ты моешь руки с мылом пять-семь раз в день, сколько грязи собирается в человеческих пальцах, которые некоторым персонажам этой драмы под названием Жизнь хочется обсасывать, лизать, обкусывать, смаковать. «Перестать здороваться за руку как болезненно чистоплотный В.В. Маяковский?» - подумал автор и глубоко вздохнул.

- Вопросы есть? – в простую склейку вмонтировался вслед за мыслями автора режиссер.
- Куча, - ответил автор, - Во-первых, какова гарантия оплаты?
- 100 процентов, мы вас не обманем, - с готовностью ответил режиссер и на фразе «мы вас не обманем» опустил глаза в пол.
- Понятно, - продолжил автор, - Почему всего 200 долларов за такую большую сцену? Ведь это, насколько я понимаю, практически целая серия, только ужатая, сконцентрированная. Здесь должна быть экспозиция, завязка, основное действие, кульминация, развязка, - удивил он неизвестными словами лохматого режиссера, - Все эти пять составляющих, - поднял он перед собой пять пальцев, - должны присутствовать в одной ма-аленькой сценке.
- Ну да, - кивнул головой режиссер, опустил глаза в пол и стал катать катышки между пальцами ног. Впечатляющая картинка. Вмонтировать ее сюда. Срочно. Без склеек. Крупно. И пусть даже с дрожащей камерой. Промежуток между большим и вторым пальцами ноги, между вторым и третьим, между третьим и четвертым, между четвертым и мизинцем. Потом режиссер разогнулся, потянулся, зевнул, не прикрывая рот, не стесняясь никого, понюхал указательный палец, которым катал катышки и сделал скучное лицо. А автор распинался:

- Мы все силы своих талантов должны бросить на эти маленькие сценки. Все соки должны быть выжаты в этих миниатюрах. Надеюсь, вы понимаете, что писать длинные диалоги на готовый поэпизодник легче, чем сочинять с нуля короткие скетчи, где должны быть соблюдены все законы драмы? Чтобы всё это были отдельные, цельные истории. А силы сценариста истощимы. Очень даже истощимы. Поэтому цена должна быть определенно выше! 200 баксов – это мало. Очень мало! Если я (акцентировал автор на «я») назову эту цену своим друзьям, коллегам по цеху, сценаристам, они меня засмеют. Скажут: «Ни фига ты батрачишь! Негр!»

За окном ехала иномарка и из ее салона пробивалась на волю знакомая мелодия:
- Ай-яй-я-яй! Убили негра! Убили негра! Убили!
Ай-яй-яй-яй! Не за что не про что, суки, замочили!

Молчание. Пауза. Режиссер в это время левой рукой катал катышки на левой ноге. Потом нюхал эту руку.

Автор встал, развел руками, поднял брови и закончил:

- Простите, я не буду участвовать в этом проекте. На хуй! Я не люблю без мата. В этой жизни невозможно без мата!

Писательница, затыкавшая прежде автору рот, встала и с широкой улыбкой старческого лица восхищенно сказала:

- Я вас так люблю! Вы так хорошо выступили! Вы правы на 100 процентов! Вы не хотите возглавить писательский профсоюз?
- А он существует? – с улыбкой спросил автор.
- Нет, но мы создадим.
- С кем?
- С вами.
- Не хочу, - сказал автор и пошел к двери.

Режиссер бросил катать катышки, не стал провожать взглядом протестовавшего автора и обратился к другим писателям:

- Ну чё? Меньше народу, больше кислороду. Продолжим. Нам нужно, как бы, то есть…

Автор уже вышел и не слышал, что нужно было режиссеру. Автор шел по улице и думал о том, что писатели себя дискредитируют, соглашаясь работать за такую унизительную оплату. Лишь бы – лишь бы. Нужно поднимать авторитет сценариста. Хотя как его поднимать, если пишет каждый второй, а ставит каждый третий. «Как бы… То есть…» - катает катышки между пальцами и грызет ногти. Организовать профсоюз писателей, сценаристов и стать у него во главе? Автор думал о том, что ему не хватит харизмы и элементарных сил, которые необходима для этого. Он думал о том, что завтра поедет на встречу еще с одной кинокомпанией, которая занимается сериалами. Возможно, там будет профессиональная команда, возможно, там не будут катать катышки между пальцами ног, возможно, там будет достоянная зарплата, плюс ко всему важно попадание в формат. Это сегодня очень важно – попасть в формат. В основном все более-менее настоящие писатели и сценаристы неформатные.

А вечером автор читал «Левшу» Лескова:

«…Машины сравняли неравенство талантов и дарований, и гений не рвется в борьбе против прилежания и аккуратности. Благоприятствуя возвышению заработка, машины не благоприятствуют артистической удали, которая иногда превосходила меру, вдохновляя народную фантазию к сочинению подобных нынешней баснословных легенд»