Москва – Питер, и толстые красивые губы
Ранее утро. Православная Пасха. Я лечу в Москву. Жена положила в сумку крашенное пасхальное яичко. Когда стюардессы стали разносить завтрак, я достал яичко и начал трапезу с него. Христос воскрес! Воистину воскрес! Пасха в небе – ближе к Богу.
Прилетел в Москву. Позвонил жене, сказал, СЕЛИ НОРМАЛЬНО. Она, СЛАВА БОГУ!
Позвонил «кемеровскому» другу Диману, который «московский» уже пять лет.
ХРИСТОС ВОСКРЕС! – сказал я.
ВО ИСТИНУ ВОСРЕС! ТЫ В МОСКВЕ, СЕРЕГА?
АГА.
КЛАССНО. УВИДИМСЯ.
У ТЕБЯ, КАК СО ВРЕМЕНЕМ?
НОРМАЛЬНО. ТЫ ГДЕ?
СЕЙЧАС В ГОСТИНИЦУ… МНЕ ЗАБРОНИРОВАЛИ. ЕДУ ВСЕЛЯТЬСЯ.
КАК ВСЕЛИШЬСЯ, ПОЗВОНИ.
ОК!
Позвонил еще одному «кемеровскому» другу Сереге Цызову, который «московский» уже три года. ХРИСТОС ВОСКРЕС! – сказал я ему.
ПОШЕЛ НА ХУЙ! – ответил он мне.
Я засмеялся. Странно было слышать мат от интеллигентного Сереги, который регулярно одергивает меня на улице, когда я, не стесняясь прохожих, говорю через мат. Я очень красиво говорю через мат. Я называл Серегу – единственным и последним интеллигентом в Кемерове, когда мы там вместе учились.
ТЫ НЕ ВЕРИШЬ В ХРИСТА, СЕРЕГА?
Я НЕ ХРИСТИАНИН. НО ВСЕ РАВНО РАД, ЧТО ТЫ ПРИЕХАЛ. ТЫ ЗАСЕЛИЛСЯ В ГОСТИНИЦУ?
НЕТ ЕЩЕ. ЕДУ ТОЛЬКО. УВИДИМСЯ?
ПОСЛЕ ОБЕДА, ДАВАЙ? Я ДО ЧАСУ НА ВЫСТАВКЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ.
ЛАДНО.
Я же говорю, интеллигент – на выставку пошел.
Я приехал в гостиницу МОСКВИЧ. Здесь Серега Цызов забронировал мне номер за 3,5 тысячи. Дороговато. Зашел. Не сказал, что для меня забронирован номер, спросил сколько стоит. Тетенька ответила – 2 800. ОК – сказал я, посчитал в голове, что за бронь они берут 700 рублей, достал корки помощника депутата Государственной Думы и стал заливать тетеньке в уши о погоде в Петербурге. Она небрежно проверила список брони. Не нашла меня. Так я сэкономил 700 рублей.
Вселился в номер. Покрутил в руке граненый стакан в номере за 100 долларов в сутки. БЛИН! Позвонил моему московскому другу Володе Соколову, сказал, что прилетел, что рад его слышать… Он сказал, что сегодня весь день у него съемки (он актер, потрясающий актер).
ДАВАЙ ПОСЛЕ 9 ВЕЧЕРА? К ЭТОМУ ВРЕМЕНИ БУДУ СВОБОДЕН.
ОК.
Позвонил Грише Прославсклму, московскому другу, ХОТЕЛ СКАЗАТЬ ТЕБЕ – ХРИСТОС ВОСКРЕС, НО ОДУМАЛСЯ.
ЭТО Я ТЕБЯ ПОЗДРАВЛЯЮ, сказал Гриша, еврей. Интересно, что жена у него русская. То есть, дети Прославского не будут евреями.
НА СКОЛЬКО ПРИЕХАЛ? – спросил он.
Я ПРОЕЗДОМ В ПИТЕР. ПЬЕСА «ТРИ ЖЕНЩИНЫ НИКОЛАЯ ПЕТРОВА» ВОШЛА В ТРОЙКУ ЛИДЕРОВ. МЕНЯ ПРИГЛАСИЛИ. ДОРОГУ, ГОСТИНИЦУ ОПЛАЧИВАЮТ.
Гриша сказал: Я РАД ЗА ТЕБЯ. ПЬЕСА ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ.
Он театральный критик.
Днем встретился с Серегой Цызовым. Зашли в какую-то забегаловку, выпили бутылку вкусного белого полусладкого вина. Поговорили о многом. Он меня фотографировал, как Хемингуэя, с сигарой в руке. Я строил рожи, а он меня фотографировал.
Вечером встретились с Володей Соколовым. У него на днях был день рождения. Я подарил ему берестяной туесок с кедровыми орехами.
СПАСИБО, СЕРГЕЙ! Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ КЕДРОВЫЙ ОРЕХ.
КУШАЙ НА ЗДОРОВЬЕ. ИЗ СЕРДЦА СИБИРИ.
Сели в какой-то забегаловке. Обсудили наши текущие дела.
Первый день в Москве был завершен.
На следующий день я выехал из гостиницы. Добрался до Ленинградского вокзала. Сдал сумку в багаж. Позвонил Мише Пьянкову (из Тольятти), поздравил его с премьерой (его пьесу поставили в театре «Практика»). Созвонился с Пашей Родневым, московским другом, выяснил, что он на поедет в Питер на фестиваль (он театральный критик). Времени не хватает. Поздравил Пашу с 30-летием. У него на днях был Юбилей. Пожалел о том, что не взял с собой два туеска с орехами. Именинников-то в Москве у меня двое оказалось… Ну, не взял – не взял. Ладно. Что об этом думать, что говорить?
Поехал на встречу с «кемеровскими» друзьями – Димой и Татьяной Птицыным. Димка обрадовался, что я пью. Сказал: ЭТО МЕНЯЕТ ДЕЛО. Посидели в ЕЛКАХ-ПАЛКАХ. Поели мяса, выпили с Димкой водки. Таня через некоторое время оставила нас, поехала скакать на конях. Мы с Диманом поехали на Арбат. Мотались. Я увидел на Новом Арбате рядом с большим домом маленькую старую церковь.
ПОЙДЕМ, ДИМАН, СВЕЧИ ПОСТАВИМ?
ПОЙДЕМ.
И мы пошли в церковь. Вошли, я подошел к прилавку, обращаюсь к бабушке в платочке:
БАБУШКА, МНЕ…
«Бабушка» поднимает глаза:
ЧЁ? ДЕДУШКА?
Мне как ножом по сердцу – в церкви.
ПРОСТИТЕ, говорю.
Какой-то мужик, стоящий позади:
КАКАЯ ЖЕ ОНА БАБУШКА? ОНА МАТУШКА.
ПОХУЮ МНЕ! сказал я, ПЯТЬ СВЕЧЕЙ ЗА 20 РУБЛЕЙ…
«Бабушка» подала мне пять свечей. Настроение мое понизилось. Я пошел ставить свечи. Диман тоже купил пять свечей.
А ГДЕ ЗА ЗДРАВИЕ ТУТ СТАВИТЬ? – спросил он у меня.
ВЕЗДЕ – ответил я.
И мы быстро поставили свечи везде. Я за жену, дочку, мама, папу и друга Володю.
Вышли из церкви. Еще раз поязвили на счет «бабушки»
МОГЛА БЫ ИЗ ПРИЛИЧИЯ ПРОМОЛЧАТЬ, заметил Диман.
СУКА, ОНА! СИДИТ. ХЕР ЕЕ ЗНАЕТ, СКОКА ЕЙ ЛЕТ! СИДИТ, ПЛАТОЧКОМ ПОВЯЗАЛАСЬ…
Я позвонил Володе Соколову, сказал, что поставил свечу в церкви за него. Зачем сказал? Не знаю.
Володя удивился:
ЗАЧЕМ?
ПРОСТО ТАК.
И мы поехали к Диману Птицыну домой. Выпили у него еще бутылку водки. Мариинской, кстати, водки. Это самая лучшая водка, привезенная Диману из Кузбасса, нашей малой родины, в подарок. Потом приехала с ипподрома жена-Таня, сказала, что мы закурили всю кухню. Время уже было к 23-м. Мне нужно было ехать на поезд. Диман меня немного проводил и я сел в метро.
В метро в 23 часа уже тишина. Отлично. Я сел в вагон. Там сидела одна только девушка. Я выпивший, в наглую уселся напротив и стал ее тщательно рассматривать. Она тоже стала меня рассматривать. У него был красивый светлый волос, толстые красивые губы, но под глазами почему-то были мешки. По лицу не скажешь, что пьющая. Может почки больные. Я сказал:
ДЕВУШКА, ВЫ НЕ ХОТИТЕ У МЕНЯ ОТСОСАТЬ?
Она через паузу ответила:
ХОЧУ.
ПОЖАЛУЙСТА.
А У ВАС ЕСТЬ КВАРТИРА?
КОНЕЧНО, ЕСТЬ. У МЕНЯ ЕСТЬ ДВЕ КВАРТИРЫ. ОДНА НА ПРОСПЕКТЕ МИРА, 134, КВАРТИРА 86. ВОТ КЛЮЧИ.
Я достал ключи от томской квартиры, побренчал ими.
ЕЩЕ НА БАУМАНОВСКОЙ КВАРТИРА. НО ТАМ МАЛЕНЬКАЯ. ТРЕШКА. 70 КВАДРАТНЫХ МЕТРОВ.
Девушка поднялась со своего места, подошла ко мне, опустилась на корточки, расстегнула на моих на джинсах ширинку, достала напряженный уже член (я всегда готов) и стала сосать. Мы ехали долго. На станциях в наш интимный вагон никто не заходил. Одна станция, две, три, четыре… Она всё сосала.
Губы у нее были отличные. Я очень люблю, когда у меня сосут такими красивыми пухлыми губами.
Когда я закончил, она вытерла губы, улыбнулась.
Я ОЧЕНЬ ВОЗБУДИЛАСЬ, сказала она.
ТЫ САМАЯ ЛУЧШАЯ ЖЕНЩИНА В МОСКВЕ, - сказал я. Побренчал ключами от томской квартиры. Она потянулась к ним.
ДАЙ.
Я побренчал еще раз ими. И отдал ей. Поезд остановился. Переход на Кольцевую линию.
ГДЕ КВАРТИРА-ТО? – спросила она, когда я уже выходил.
ПРОСПЕКТ МИРА, 135-92.
Она повторила:
ПРОСПЕКТ МИРА, 135-92.
Двери вагона захлопнулись. И она поехала от меня с моими ключами от томской квартиры. Ладно, сделаю себе дубликаты. Квартирный вопрос испортил россиян.
Я перешел на Кольцевую и поехал до Комсомольской. Через час мой поезд поедет в Питер.
Поезд № 16, вагон № 16. Место 24. Купе. Верхняя полка. Я нашел свое место. Снял с себя галстук, костюм. Надел шорты, футболку с надписью «Новая драма». Забрался к себе на место. И уснул. Я был пьяный, нос у меня был заложен, поэтому, думаю, храпел всю ночь. Потому что соседи по купе, худенькие тетеньки с утра были слегка недовольны.
У меня, безусловно, красивые трусы…
МОЖНО, Я ПЕРЕОДЕНУСЬ?
КОНЕЧНО-КОНЕЧНО, - и вышли из купе.
Привет Питер! Организация фестиваля мне сразу понравилась. Меня встретили. Координатор Ирина. Я пожаловался на похмелье, подошел к киоску, купил медовухи и выпил. Мы сели в Газель. Питер! Мосты-мосты!
Перед читкой пьесы встретил хороших знакомых, Олега Раевского, театрального критика, лауреата премии им. Станиславского, Виктора Рыжикова, режиссера, лауреата премии «Золотая маска», Митю Ягорова, молодого драматурга и режиссера, познакомился с Гульшат Футтаховой, координатором конкурса, редактор литчасти АБДТ им. Г.А. Товстоногова.
Послушал читку пьесы некоего автора. Хрень какая-то! Сталин, Грозный… Детоубийство. Чушь! Когда на обсуждении Олег Раевский обратился ко мне, чтобы я высказал свое мнение. Я замахал руками. Не хочу говорить, мол, с дороги устал. Она не стоит таких длинных обсуждений.
Гульшат мне отдала деньги за билеты. У меня в «лопатнике» появилось 10 000 рублей. Я поехал в гостиницу, часик поспал, спустился в ресторан, заказал говядину с картофелем, салат из помидор и огурцов, бутылку минеральной воды. Почему-то в Москве официанты и продавцы не улыбаются? А в Питере всё так уютно, продавцы в магазине не смотрят на тебя фашистами, люди спокойнее, добрее. С удовольствием поел. Оставил улыбчивой официантке 60 рублей чаевых. Подумал о том, что у неё очень красивые полные губы… Потом зашел в аптеку, купил две бутылки Ессентуков №4. Поднялся к себе в номер. Помылся. И опять лег отдыхать, попивая солененькую «четверочку».
Смотрел по «ящику» Петербургские телевизионные каналы. Вдруг звонит телефон. Я понимаю, кто это может быть. Поднимаю трубку. Приятный женский голос.
ЗДРАВСТВУЙТЕ!
ЗДРАВСТВУЙТЕ!
ДЕВУШКУ НЕ ХОТИТЕ?
ХОЧУ, ответил я.
НА СКОЛЬКО?
А СКОЛЬКО СТОИТ?
ЧАС 1 600. ДВА ЧАСА – СО СКИДОЧКОЙ.
Я кашлянул, СПАСИБО, НЕ НАДО.
Женский голос – ИЗВИНИТЕ.
С утра поехал в Большой Драматический имени Товстоногова. Там была очередная читка пьесы очередного конкурсанта. Пьеса про супервайзера, пьеса о супервайзере, пьеса о сегодняшнем мире, пьеса, которую я, в итоговом обсуждении, предложил порезать.
Потом с Олегом Раевским пошли пешком в редакцию «Петербургского театрального журнала». Какая красота! Я шел пешком по Питеру. Шел с Олегом Раевским. Я ловил каждое его слово. Я был необразованным дураком и салагой в сравнении с ним. И он, думаю, от этого получал удовольствие. По-крайней мере, он иной раз не упускал возможности сказать: ТЫ ИСТОРИЮ ТЕАТРА? Я глупо пожимал плечами. И в башке у меня крутилось – НЕ ЗНАЮ, И НА ХУЙ НЕ НАДО.
В редакции журнала Олег познакомил меня с Мариной Дмитревской – главным редактором. Олег по-дружески, ласково называл её «чудовище» (нужно сказать, «чудовище» была очень даже хороша собой, когда-то, раньше).
В 16 часов мы смотрели спектакль «Приключения Насти», фантазии на тему киноповести «Происшествие, которого никто не заметил». Играли третьекурсники Нижегородского театрального училища. У ИСПОЛНИТЕЛЬНИЦЫ РОЛИ НАСТИ – БОЛЬШОЕ БУДУЩЕЕ, сказал Раевский. И я, безусловно, с ним согласился. Девушка была хороша. МЫ ЕЕ ВОЗЬМЕМ ИГРАТЬ В СЕРИАЛЕ, И ОКОНЧАТЕЛЬНО ИСПОРТИМ, засмеялся Раевский.
Спустя полчаса мы уже сидели в молодежном театре на Фонтанке и смотрели спектакль «Пять вечеров».
По итогам этих двух просмотров можно сказать, как деформируются актеры. На первом спектакле я видел неиспорченных юнцов, которым за молодость прощается всё. На втором спектакле я видел закостенелых, заштампованных артистов, на которых весело смотреть, но которым не прощается ничего. Единственное, что я вынес за сегодняшний день – Володин хорош. Ну, да, ну не читал я Володина до этого (может, к лучшему). Сделал для себя такое открытие сегодня. Блин, как это написано – «Пять вечеров» (хорошо написано, не лучше НОВОЙ ДРАМЫ). Нужно отдать должное артистам театра на Фонтанке, они не испортили пьесы. ПЬЕСА ЧИТАЕТСЯ, как сказал Раевский.
Потом мы театральным кругом (артисты театра на Фонтанке, критики, организаторы) отмечали прошедший день. Мы сидели с Раевским, пили плохой коньяк. Он мне рассказывал, кто есть кто из присутствующих. Я никого не запомнил, потому что в тот момент, когда Раевский мне рассказывал об очередной персоне – «легенде», я думал о том, что сижу и слушаю Раевского.
В 11 вечера мы с Раевским и с Мариной Дмитревской, по прозвищу «чудовище» пошли пешком по Питеру. Марине нужно носить джинсы в обтяжку. У неё, по-моему, хорошая жопа. А она носит джинсы-болохоны.
Они говорили о каких-то театралах. Я мало, что понимал. Я же в театральных делах лупень – слава Богу, что у меня нет занавеса на глазах и хуевых софитов в зрачках, по крайней мере, я ближе к народу.
Раевский увидел свет в какой-то питерской квартире. Сказал Дмитревской: ПОЗВОНИ ЕМУ…., ПОЙДЕМ К НЕМУ ПИТЬ. КУПИМ КОНЬЯКУ.
Марина засмущалась: 12 ЧАСОВ НОЧИ…
Это был какой-то старый «великий» режиссер. Я его не знал. Слышал, но не представлял, кто это такой. Раевский возмутился: КАК? ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ «ЛЕГЕНДУ»?
НЕТ, НЕ ЗНАЮ, сказал я. Легенде уже 80. Из-под него песок сыплется, почему я его должен знать? Почему? Что он мне дал?
Марина до метро, а мы с Олегом в гостиницу. «Чудовище» сфотографировала меня на фоне дома, где Достоевский написал своих «Бедных людей». Автор «Бедных людей, блин» перед домом автора «Бедных людей». Потом мы Марину посадили на метро, а сами пошли в какую-то кафешку, выпить еще коньяку. По дороге я, открыв рот, слушал, как Раевский общался Вячеславом Бутусовым, Юрием Шевчуком, режиссером Балабановым. Общался с «легендами». Сам «человек-легенда». Оказалось, у Раевского нет своей собственной квартиры (!), он смотрит по 200 (!) спектаклей в год.
Однажды Раевский пил с каким-то рок-н-рольщиком. К ним присоединился Вячеслав Бутусов. Я, говорит, ПЕСНЮ НОВУЮ НАПИСАЛ.
НУ, НАПИСАЛ – ПОЙ.
Бутусов спел. Олег с сотоварищем отмахались от него рукой. Бутусов затаил обиду, ушел. Потом в другой раз приходит, приносит магнитофон, СЛУШАЙТЕ, говорит. И включает аплодисменты. Раевский – И ЧЕГО ЭТО? Бутусов – ЭТО НАРОД РЕАГИРУЕТ НА ПЕСНЮ, КОТОРУЮ ВЫ ОБОСРАЛИ.
А ЧТО ЗА ПЕСНЯ? спрашивает Раевский.
Я ХОЧУ БЫТЬ С ТОБОЙ, отвечает Бутусов.
ЭТО К ВОПРОСУ О ТОМ, ЧТО НЕ ВСЕГДА НУЖНО СЛУШАТЬ КРИТИКОВ, говорит уже мне Раевский. Таким образом, он меня готовил к худшему. Яростная критика пьесы "Три женщины Николая Петрова" была впереди.
Когда в разговоре возникала пауза, я мучительно искал тему для продолжения разговора. В моей голове почему-то вертелась мысль: В ГЛУБОКОМ ЗНАНЬЕ ЖИЗНИ НЕТ. В ГЛУБОКОМ… Я терялся. Мне казалось, что Раевскому неинтересно со мной. Он мне говорил о религии. Самое главное, он мне дал добро на ПОСТУПОК. Он сказал, что поступки непременно нужно совершать, что жизнь непременно нужно менять. Это был пока единственный человек, который сразу не сказал: СЕРЕГА, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? У ТЕБЯ ОКЛАД 2 ТЫСЯЧИ. У ТЕБЯ КАРЬЕРА. Он мне сказал: ТЫ ВОЛЕН ВЫБИРАТЬ. ВСЁ В ТВОИХ РУКАХ. ТОЛЬКО НУЖНО ЧУТОЧКУ ВЕЗЕНИЯ И РАБОТАТЬ, РАБОТАТЬ… Это сказал мне Раевский. Он практически благословил меня. Мы еще долго говорили об успехе, о его работе в Кемеровском Драматическом театре (как он ударил по морде директора (совершил поступок) и уехал), о евреях (Раевский, кстати, полукровок, по папе). А я его слушал, только изредка бегал к бару и приносил коньяк (коньячный спирт). И мы пили. И я был счастлив. И время шло незаметно. Было 2 часа ночи.
Мы вышли из кафе. Пошли к гостинице. Там выяснилось, что «Октябрьская» вовсе не моя гостиница. Я забыл, какая моя. И карточку гостя в номере оставил. Раевский заволновался. Портье спросил: КАКОЕ ТАМ МЕТРО? Я сказал: ЧЕРНАЯ РЕЧКА. Выяснилось, что это в другом конце города. Весело. Я сказал: УЕДУ НА ТАКСИ. Раевский сказал: СЕЙЧАС. И пошел ловить мне такси. Я БУДУ ДОГОВАРИВАТЬСЯ, сказал он. Портье сказал, что такси туда может стоить 1 000 рублей. Олег договорился за 250. Мы пожали друг другу руки. Я поехал. Боже мой! В номере я еще долго не мог уснуть, ворочался. Я весь вечер слушал Раевского. НЕ ВСЕГДА НУЖНО СЛУШАТЬ КРИТИКОВ…
На финал – Писать нужно так, как дышишь. Как сердце твое бьется. Тяжело, долго и монотонно, видимо, билось сердце у писателей 19 века. Сколь они красочны, монотонны и длинны. И сколь мы, современники, фрагментарны, как сказал на последней обсуждаловке Олег Раевский. Современник, как блок новостей, состоит из сюжетов и подводок. Но, увы, мы не выбираем время. Поэтому я тоже НОВОСТИ, с рекламой и с программой ОДНАКО в конце, с доступным для тупых Леонтьевым. Пойду на завтрак. Да нужно снова ехать в Театр. Там будет моя читка. НЕ ВСЕГДА НУЖНО СЛУШАТЬ КРИТИКОВ, говорил мне вчера Раевский.
Апрель 2006 года.
Прилетел в Москву. Позвонил жене, сказал, СЕЛИ НОРМАЛЬНО. Она, СЛАВА БОГУ!
Позвонил «кемеровскому» другу Диману, который «московский» уже пять лет.
ХРИСТОС ВОСКРЕС! – сказал я.
ВО ИСТИНУ ВОСРЕС! ТЫ В МОСКВЕ, СЕРЕГА?
АГА.
КЛАССНО. УВИДИМСЯ.
У ТЕБЯ, КАК СО ВРЕМЕНЕМ?
НОРМАЛЬНО. ТЫ ГДЕ?
СЕЙЧАС В ГОСТИНИЦУ… МНЕ ЗАБРОНИРОВАЛИ. ЕДУ ВСЕЛЯТЬСЯ.
КАК ВСЕЛИШЬСЯ, ПОЗВОНИ.
ОК!
Позвонил еще одному «кемеровскому» другу Сереге Цызову, который «московский» уже три года. ХРИСТОС ВОСКРЕС! – сказал я ему.
ПОШЕЛ НА ХУЙ! – ответил он мне.
Я засмеялся. Странно было слышать мат от интеллигентного Сереги, который регулярно одергивает меня на улице, когда я, не стесняясь прохожих, говорю через мат. Я очень красиво говорю через мат. Я называл Серегу – единственным и последним интеллигентом в Кемерове, когда мы там вместе учились.
ТЫ НЕ ВЕРИШЬ В ХРИСТА, СЕРЕГА?
Я НЕ ХРИСТИАНИН. НО ВСЕ РАВНО РАД, ЧТО ТЫ ПРИЕХАЛ. ТЫ ЗАСЕЛИЛСЯ В ГОСТИНИЦУ?
НЕТ ЕЩЕ. ЕДУ ТОЛЬКО. УВИДИМСЯ?
ПОСЛЕ ОБЕДА, ДАВАЙ? Я ДО ЧАСУ НА ВЫСТАВКЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ.
ЛАДНО.
Я же говорю, интеллигент – на выставку пошел.
Я приехал в гостиницу МОСКВИЧ. Здесь Серега Цызов забронировал мне номер за 3,5 тысячи. Дороговато. Зашел. Не сказал, что для меня забронирован номер, спросил сколько стоит. Тетенька ответила – 2 800. ОК – сказал я, посчитал в голове, что за бронь они берут 700 рублей, достал корки помощника депутата Государственной Думы и стал заливать тетеньке в уши о погоде в Петербурге. Она небрежно проверила список брони. Не нашла меня. Так я сэкономил 700 рублей.
Вселился в номер. Покрутил в руке граненый стакан в номере за 100 долларов в сутки. БЛИН! Позвонил моему московскому другу Володе Соколову, сказал, что прилетел, что рад его слышать… Он сказал, что сегодня весь день у него съемки (он актер, потрясающий актер).
ДАВАЙ ПОСЛЕ 9 ВЕЧЕРА? К ЭТОМУ ВРЕМЕНИ БУДУ СВОБОДЕН.
ОК.
Позвонил Грише Прославсклму, московскому другу, ХОТЕЛ СКАЗАТЬ ТЕБЕ – ХРИСТОС ВОСКРЕС, НО ОДУМАЛСЯ.
ЭТО Я ТЕБЯ ПОЗДРАВЛЯЮ, сказал Гриша, еврей. Интересно, что жена у него русская. То есть, дети Прославского не будут евреями.
НА СКОЛЬКО ПРИЕХАЛ? – спросил он.
Я ПРОЕЗДОМ В ПИТЕР. ПЬЕСА «ТРИ ЖЕНЩИНЫ НИКОЛАЯ ПЕТРОВА» ВОШЛА В ТРОЙКУ ЛИДЕРОВ. МЕНЯ ПРИГЛАСИЛИ. ДОРОГУ, ГОСТИНИЦУ ОПЛАЧИВАЮТ.
Гриша сказал: Я РАД ЗА ТЕБЯ. ПЬЕСА ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ.
Он театральный критик.
Днем встретился с Серегой Цызовым. Зашли в какую-то забегаловку, выпили бутылку вкусного белого полусладкого вина. Поговорили о многом. Он меня фотографировал, как Хемингуэя, с сигарой в руке. Я строил рожи, а он меня фотографировал.
Вечером встретились с Володей Соколовым. У него на днях был день рождения. Я подарил ему берестяной туесок с кедровыми орехами.
СПАСИБО, СЕРГЕЙ! Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ КЕДРОВЫЙ ОРЕХ.
КУШАЙ НА ЗДОРОВЬЕ. ИЗ СЕРДЦА СИБИРИ.
Сели в какой-то забегаловке. Обсудили наши текущие дела.
Первый день в Москве был завершен.
На следующий день я выехал из гостиницы. Добрался до Ленинградского вокзала. Сдал сумку в багаж. Позвонил Мише Пьянкову (из Тольятти), поздравил его с премьерой (его пьесу поставили в театре «Практика»). Созвонился с Пашей Родневым, московским другом, выяснил, что он на поедет в Питер на фестиваль (он театральный критик). Времени не хватает. Поздравил Пашу с 30-летием. У него на днях был Юбилей. Пожалел о том, что не взял с собой два туеска с орехами. Именинников-то в Москве у меня двое оказалось… Ну, не взял – не взял. Ладно. Что об этом думать, что говорить?
Поехал на встречу с «кемеровскими» друзьями – Димой и Татьяной Птицыным. Димка обрадовался, что я пью. Сказал: ЭТО МЕНЯЕТ ДЕЛО. Посидели в ЕЛКАХ-ПАЛКАХ. Поели мяса, выпили с Димкой водки. Таня через некоторое время оставила нас, поехала скакать на конях. Мы с Диманом поехали на Арбат. Мотались. Я увидел на Новом Арбате рядом с большим домом маленькую старую церковь.
ПОЙДЕМ, ДИМАН, СВЕЧИ ПОСТАВИМ?
ПОЙДЕМ.
И мы пошли в церковь. Вошли, я подошел к прилавку, обращаюсь к бабушке в платочке:
БАБУШКА, МНЕ…
«Бабушка» поднимает глаза:
ЧЁ? ДЕДУШКА?
Мне как ножом по сердцу – в церкви.
ПРОСТИТЕ, говорю.
Какой-то мужик, стоящий позади:
КАКАЯ ЖЕ ОНА БАБУШКА? ОНА МАТУШКА.
ПОХУЮ МНЕ! сказал я, ПЯТЬ СВЕЧЕЙ ЗА 20 РУБЛЕЙ…
«Бабушка» подала мне пять свечей. Настроение мое понизилось. Я пошел ставить свечи. Диман тоже купил пять свечей.
А ГДЕ ЗА ЗДРАВИЕ ТУТ СТАВИТЬ? – спросил он у меня.
ВЕЗДЕ – ответил я.
И мы быстро поставили свечи везде. Я за жену, дочку, мама, папу и друга Володю.
Вышли из церкви. Еще раз поязвили на счет «бабушки»
МОГЛА БЫ ИЗ ПРИЛИЧИЯ ПРОМОЛЧАТЬ, заметил Диман.
СУКА, ОНА! СИДИТ. ХЕР ЕЕ ЗНАЕТ, СКОКА ЕЙ ЛЕТ! СИДИТ, ПЛАТОЧКОМ ПОВЯЗАЛАСЬ…
Я позвонил Володе Соколову, сказал, что поставил свечу в церкви за него. Зачем сказал? Не знаю.
Володя удивился:
ЗАЧЕМ?
ПРОСТО ТАК.
И мы поехали к Диману Птицыну домой. Выпили у него еще бутылку водки. Мариинской, кстати, водки. Это самая лучшая водка, привезенная Диману из Кузбасса, нашей малой родины, в подарок. Потом приехала с ипподрома жена-Таня, сказала, что мы закурили всю кухню. Время уже было к 23-м. Мне нужно было ехать на поезд. Диман меня немного проводил и я сел в метро.
В метро в 23 часа уже тишина. Отлично. Я сел в вагон. Там сидела одна только девушка. Я выпивший, в наглую уселся напротив и стал ее тщательно рассматривать. Она тоже стала меня рассматривать. У него был красивый светлый волос, толстые красивые губы, но под глазами почему-то были мешки. По лицу не скажешь, что пьющая. Может почки больные. Я сказал:
ДЕВУШКА, ВЫ НЕ ХОТИТЕ У МЕНЯ ОТСОСАТЬ?
Она через паузу ответила:
ХОЧУ.
ПОЖАЛУЙСТА.
А У ВАС ЕСТЬ КВАРТИРА?
КОНЕЧНО, ЕСТЬ. У МЕНЯ ЕСТЬ ДВЕ КВАРТИРЫ. ОДНА НА ПРОСПЕКТЕ МИРА, 134, КВАРТИРА 86. ВОТ КЛЮЧИ.
Я достал ключи от томской квартиры, побренчал ими.
ЕЩЕ НА БАУМАНОВСКОЙ КВАРТИРА. НО ТАМ МАЛЕНЬКАЯ. ТРЕШКА. 70 КВАДРАТНЫХ МЕТРОВ.
Девушка поднялась со своего места, подошла ко мне, опустилась на корточки, расстегнула на моих на джинсах ширинку, достала напряженный уже член (я всегда готов) и стала сосать. Мы ехали долго. На станциях в наш интимный вагон никто не заходил. Одна станция, две, три, четыре… Она всё сосала.
Губы у нее были отличные. Я очень люблю, когда у меня сосут такими красивыми пухлыми губами.
Когда я закончил, она вытерла губы, улыбнулась.
Я ОЧЕНЬ ВОЗБУДИЛАСЬ, сказала она.
ТЫ САМАЯ ЛУЧШАЯ ЖЕНЩИНА В МОСКВЕ, - сказал я. Побренчал ключами от томской квартиры. Она потянулась к ним.
ДАЙ.
Я побренчал еще раз ими. И отдал ей. Поезд остановился. Переход на Кольцевую линию.
ГДЕ КВАРТИРА-ТО? – спросила она, когда я уже выходил.
ПРОСПЕКТ МИРА, 135-92.
Она повторила:
ПРОСПЕКТ МИРА, 135-92.
Двери вагона захлопнулись. И она поехала от меня с моими ключами от томской квартиры. Ладно, сделаю себе дубликаты. Квартирный вопрос испортил россиян.
Я перешел на Кольцевую и поехал до Комсомольской. Через час мой поезд поедет в Питер.
Поезд № 16, вагон № 16. Место 24. Купе. Верхняя полка. Я нашел свое место. Снял с себя галстук, костюм. Надел шорты, футболку с надписью «Новая драма». Забрался к себе на место. И уснул. Я был пьяный, нос у меня был заложен, поэтому, думаю, храпел всю ночь. Потому что соседи по купе, худенькие тетеньки с утра были слегка недовольны.
У меня, безусловно, красивые трусы…
МОЖНО, Я ПЕРЕОДЕНУСЬ?
КОНЕЧНО-КОНЕЧНО, - и вышли из купе.
Привет Питер! Организация фестиваля мне сразу понравилась. Меня встретили. Координатор Ирина. Я пожаловался на похмелье, подошел к киоску, купил медовухи и выпил. Мы сели в Газель. Питер! Мосты-мосты!
Перед читкой пьесы встретил хороших знакомых, Олега Раевского, театрального критика, лауреата премии им. Станиславского, Виктора Рыжикова, режиссера, лауреата премии «Золотая маска», Митю Ягорова, молодого драматурга и режиссера, познакомился с Гульшат Футтаховой, координатором конкурса, редактор литчасти АБДТ им. Г.А. Товстоногова.
Послушал читку пьесы некоего автора. Хрень какая-то! Сталин, Грозный… Детоубийство. Чушь! Когда на обсуждении Олег Раевский обратился ко мне, чтобы я высказал свое мнение. Я замахал руками. Не хочу говорить, мол, с дороги устал. Она не стоит таких длинных обсуждений.
Гульшат мне отдала деньги за билеты. У меня в «лопатнике» появилось 10 000 рублей. Я поехал в гостиницу, часик поспал, спустился в ресторан, заказал говядину с картофелем, салат из помидор и огурцов, бутылку минеральной воды. Почему-то в Москве официанты и продавцы не улыбаются? А в Питере всё так уютно, продавцы в магазине не смотрят на тебя фашистами, люди спокойнее, добрее. С удовольствием поел. Оставил улыбчивой официантке 60 рублей чаевых. Подумал о том, что у неё очень красивые полные губы… Потом зашел в аптеку, купил две бутылки Ессентуков №4. Поднялся к себе в номер. Помылся. И опять лег отдыхать, попивая солененькую «четверочку».
Смотрел по «ящику» Петербургские телевизионные каналы. Вдруг звонит телефон. Я понимаю, кто это может быть. Поднимаю трубку. Приятный женский голос.
ЗДРАВСТВУЙТЕ!
ЗДРАВСТВУЙТЕ!
ДЕВУШКУ НЕ ХОТИТЕ?
ХОЧУ, ответил я.
НА СКОЛЬКО?
А СКОЛЬКО СТОИТ?
ЧАС 1 600. ДВА ЧАСА – СО СКИДОЧКОЙ.
Я кашлянул, СПАСИБО, НЕ НАДО.
Женский голос – ИЗВИНИТЕ.
С утра поехал в Большой Драматический имени Товстоногова. Там была очередная читка пьесы очередного конкурсанта. Пьеса про супервайзера, пьеса о супервайзере, пьеса о сегодняшнем мире, пьеса, которую я, в итоговом обсуждении, предложил порезать.
Потом с Олегом Раевским пошли пешком в редакцию «Петербургского театрального журнала». Какая красота! Я шел пешком по Питеру. Шел с Олегом Раевским. Я ловил каждое его слово. Я был необразованным дураком и салагой в сравнении с ним. И он, думаю, от этого получал удовольствие. По-крайней мере, он иной раз не упускал возможности сказать: ТЫ ИСТОРИЮ ТЕАТРА? Я глупо пожимал плечами. И в башке у меня крутилось – НЕ ЗНАЮ, И НА ХУЙ НЕ НАДО.
В редакции журнала Олег познакомил меня с Мариной Дмитревской – главным редактором. Олег по-дружески, ласково называл её «чудовище» (нужно сказать, «чудовище» была очень даже хороша собой, когда-то, раньше).
В 16 часов мы смотрели спектакль «Приключения Насти», фантазии на тему киноповести «Происшествие, которого никто не заметил». Играли третьекурсники Нижегородского театрального училища. У ИСПОЛНИТЕЛЬНИЦЫ РОЛИ НАСТИ – БОЛЬШОЕ БУДУЩЕЕ, сказал Раевский. И я, безусловно, с ним согласился. Девушка была хороша. МЫ ЕЕ ВОЗЬМЕМ ИГРАТЬ В СЕРИАЛЕ, И ОКОНЧАТЕЛЬНО ИСПОРТИМ, засмеялся Раевский.
Спустя полчаса мы уже сидели в молодежном театре на Фонтанке и смотрели спектакль «Пять вечеров».
По итогам этих двух просмотров можно сказать, как деформируются актеры. На первом спектакле я видел неиспорченных юнцов, которым за молодость прощается всё. На втором спектакле я видел закостенелых, заштампованных артистов, на которых весело смотреть, но которым не прощается ничего. Единственное, что я вынес за сегодняшний день – Володин хорош. Ну, да, ну не читал я Володина до этого (может, к лучшему). Сделал для себя такое открытие сегодня. Блин, как это написано – «Пять вечеров» (хорошо написано, не лучше НОВОЙ ДРАМЫ). Нужно отдать должное артистам театра на Фонтанке, они не испортили пьесы. ПЬЕСА ЧИТАЕТСЯ, как сказал Раевский.
Потом мы театральным кругом (артисты театра на Фонтанке, критики, организаторы) отмечали прошедший день. Мы сидели с Раевским, пили плохой коньяк. Он мне рассказывал, кто есть кто из присутствующих. Я никого не запомнил, потому что в тот момент, когда Раевский мне рассказывал об очередной персоне – «легенде», я думал о том, что сижу и слушаю Раевского.
В 11 вечера мы с Раевским и с Мариной Дмитревской, по прозвищу «чудовище» пошли пешком по Питеру. Марине нужно носить джинсы в обтяжку. У неё, по-моему, хорошая жопа. А она носит джинсы-болохоны.
Они говорили о каких-то театралах. Я мало, что понимал. Я же в театральных делах лупень – слава Богу, что у меня нет занавеса на глазах и хуевых софитов в зрачках, по крайней мере, я ближе к народу.
Раевский увидел свет в какой-то питерской квартире. Сказал Дмитревской: ПОЗВОНИ ЕМУ…., ПОЙДЕМ К НЕМУ ПИТЬ. КУПИМ КОНЬЯКУ.
Марина засмущалась: 12 ЧАСОВ НОЧИ…
Это был какой-то старый «великий» режиссер. Я его не знал. Слышал, но не представлял, кто это такой. Раевский возмутился: КАК? ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ «ЛЕГЕНДУ»?
НЕТ, НЕ ЗНАЮ, сказал я. Легенде уже 80. Из-под него песок сыплется, почему я его должен знать? Почему? Что он мне дал?
Марина до метро, а мы с Олегом в гостиницу. «Чудовище» сфотографировала меня на фоне дома, где Достоевский написал своих «Бедных людей». Автор «Бедных людей, блин» перед домом автора «Бедных людей». Потом мы Марину посадили на метро, а сами пошли в какую-то кафешку, выпить еще коньяку. По дороге я, открыв рот, слушал, как Раевский общался Вячеславом Бутусовым, Юрием Шевчуком, режиссером Балабановым. Общался с «легендами». Сам «человек-легенда». Оказалось, у Раевского нет своей собственной квартиры (!), он смотрит по 200 (!) спектаклей в год.
Однажды Раевский пил с каким-то рок-н-рольщиком. К ним присоединился Вячеслав Бутусов. Я, говорит, ПЕСНЮ НОВУЮ НАПИСАЛ.
НУ, НАПИСАЛ – ПОЙ.
Бутусов спел. Олег с сотоварищем отмахались от него рукой. Бутусов затаил обиду, ушел. Потом в другой раз приходит, приносит магнитофон, СЛУШАЙТЕ, говорит. И включает аплодисменты. Раевский – И ЧЕГО ЭТО? Бутусов – ЭТО НАРОД РЕАГИРУЕТ НА ПЕСНЮ, КОТОРУЮ ВЫ ОБОСРАЛИ.
А ЧТО ЗА ПЕСНЯ? спрашивает Раевский.
Я ХОЧУ БЫТЬ С ТОБОЙ, отвечает Бутусов.
ЭТО К ВОПРОСУ О ТОМ, ЧТО НЕ ВСЕГДА НУЖНО СЛУШАТЬ КРИТИКОВ, говорит уже мне Раевский. Таким образом, он меня готовил к худшему. Яростная критика пьесы "Три женщины Николая Петрова" была впереди.
Когда в разговоре возникала пауза, я мучительно искал тему для продолжения разговора. В моей голове почему-то вертелась мысль: В ГЛУБОКОМ ЗНАНЬЕ ЖИЗНИ НЕТ. В ГЛУБОКОМ… Я терялся. Мне казалось, что Раевскому неинтересно со мной. Он мне говорил о религии. Самое главное, он мне дал добро на ПОСТУПОК. Он сказал, что поступки непременно нужно совершать, что жизнь непременно нужно менять. Это был пока единственный человек, который сразу не сказал: СЕРЕГА, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? У ТЕБЯ ОКЛАД 2 ТЫСЯЧИ. У ТЕБЯ КАРЬЕРА. Он мне сказал: ТЫ ВОЛЕН ВЫБИРАТЬ. ВСЁ В ТВОИХ РУКАХ. ТОЛЬКО НУЖНО ЧУТОЧКУ ВЕЗЕНИЯ И РАБОТАТЬ, РАБОТАТЬ… Это сказал мне Раевский. Он практически благословил меня. Мы еще долго говорили об успехе, о его работе в Кемеровском Драматическом театре (как он ударил по морде директора (совершил поступок) и уехал), о евреях (Раевский, кстати, полукровок, по папе). А я его слушал, только изредка бегал к бару и приносил коньяк (коньячный спирт). И мы пили. И я был счастлив. И время шло незаметно. Было 2 часа ночи.
Мы вышли из кафе. Пошли к гостинице. Там выяснилось, что «Октябрьская» вовсе не моя гостиница. Я забыл, какая моя. И карточку гостя в номере оставил. Раевский заволновался. Портье спросил: КАКОЕ ТАМ МЕТРО? Я сказал: ЧЕРНАЯ РЕЧКА. Выяснилось, что это в другом конце города. Весело. Я сказал: УЕДУ НА ТАКСИ. Раевский сказал: СЕЙЧАС. И пошел ловить мне такси. Я БУДУ ДОГОВАРИВАТЬСЯ, сказал он. Портье сказал, что такси туда может стоить 1 000 рублей. Олег договорился за 250. Мы пожали друг другу руки. Я поехал. Боже мой! В номере я еще долго не мог уснуть, ворочался. Я весь вечер слушал Раевского. НЕ ВСЕГДА НУЖНО СЛУШАТЬ КРИТИКОВ…
На финал – Писать нужно так, как дышишь. Как сердце твое бьется. Тяжело, долго и монотонно, видимо, билось сердце у писателей 19 века. Сколь они красочны, монотонны и длинны. И сколь мы, современники, фрагментарны, как сказал на последней обсуждаловке Олег Раевский. Современник, как блок новостей, состоит из сюжетов и подводок. Но, увы, мы не выбираем время. Поэтому я тоже НОВОСТИ, с рекламой и с программой ОДНАКО в конце, с доступным для тупых Леонтьевым. Пойду на завтрак. Да нужно снова ехать в Театр. Там будет моя читка. НЕ ВСЕГДА НУЖНО СЛУШАТЬ КРИТИКОВ, говорил мне вчера Раевский.
Апрель 2006 года.
- 22.01.2017