Сергей Решетников, писатель, сценарист, драматург. Тот самый Решетников

Роман Двойник. Глава 2 Дудочка

Двойник, вторая глава Дудочка

Двойник, вторая глава Дудочка

По ссылке читать ранее первую главу романа

18+

2. Дудочка

Детство моё было красивым и страшным однохуйственно. Оно было красивым, потому что я мог творить хуйню. Оно было страшным, потому что со мной часто случалась различная хуйня. Временами было пиздато. Или лучше сказать охуено, охуительно, охуитительно. Часто бывало ни шатко, ни валко. А иногда было хуевасто или совсем хуево. Легких времен не бывает.
Начнем по порядку. Первое ощущение хуя в детстве. В детстве я хуя своего брезговал. Он мне казался грязным, чужим, как будто бы мне не принадлежащим. Как будто он мне был не нужен… Ага. Такой странный чужеродный элемент. Стручочек такой. Мне казалось, чтобы мальчик писал, Бог мог придумать что-нибудь половчее этой дурацкой дудочки, которую невозможно временами удержать, приручить, которая, блин, сколь не бей, не тряси, всё равно последняя капля в трусы. Мало того, часто родители научают этой дудочки стыдится и навязывают комплексы… Мол, показывать её никому не нужно, мол, стыдно. Иначе даже звучало слово – грешно. А на вопрос – зачем она нужна – никто из взрослых ответа тебе не даст. Стыдись – и всё тут. И точка. Я послушно внял советам родителей. И стыд обуял меня не на шутку. Однако, ненадолго.
Из-за этой писёшки мама называла меня Жопой с ручкой. Да-да. Так и называла. Хлопала маленького по голой заднице в ванной комнате и со смехом приговаривала: «Жопа с ручкой». Только спустя годы я догадался, почему «с ручкой».
Ручка предательница вставала в самых щекотливых ситуациях. Хотя, признаюсь честно, девочки меня еще не волновали, а вот писька меня уже беспокоила (если можно так выразиться). Как вы считаете – можно сказать – беспокоила? Скорее так. Ни больше, ни меньше. Именно поэтому время от времени в своей писёшке я ковырялся. Ковыряние в писёшке для меня было определенным таинством, в которое я никого не посвящал по причине стыда, навязанного коммунистическим воспитанием. Стыдно было неимоверно, но блудное разжжение побеждало стыд. Я, правда, сначала не понимал, что делать дальше.
- Хуй забей! – кричал пьяный сосед в коридоре.
Стыдно, блин. И-биться-сердце перестало… А вот Пимыч (мой одноклассник) в хуй не дул, прилюдно во дворе оголялся и экспериментировал со своей писулькой, не боясь и не стесняясь никого, ни Бога, ни чёрта, ни коммунистов. Наоборот, даже ржал как сумасшедший.
Кратко расскажу. Обрезанных мальчиков у нас не было. Тмутаракань. Холодно. Далеко. Бананьев нема. Сибирь - черта оседлости для гоев. У всех наших пацанов на головках членов были шкурки, крайняя плоть. «Гойский паспорт», как спустя годы называл эту шкурку сосед Николай. Так вот, приколист Пимыч, заходя за угол дома поссать, доставал своего мелкого хуишку с длинной дудочкой, зажимал кончик шкурки пальцами и… начинал ссать. Ага. Шутник, бля. Жидкости деваться некуда, она наполняла пространство между шкуркой и головкой… Охуеть! Моча наливалась в этот чехол из кожи… Чехол надувался, как шарик. Отчего все зрители и Пимыч больше всех хохотали. Уссачка просто! Потом Пимыч кричал «Алле оп!», отпускал свой «гойский паспорт» и оттуда на несколько метров вылетали брызги мочи. Что называется, кто не спрятался, я не виноват. Похотливый Пимыч! Клоун! Козёл! Ох и хуевая эта была шутка! Однажды этот хуесос и на меня брызнул своими ссаками. После этого мне сразу же захотелось кинутся с головой в озеро. Смыть с себя все эти ссаки…
- Пидор! Гнойный! – кричал я на Пимыча.
- Хуй моржовый! – отвечал Пимыч, продолжая уссываться от смеха.
Я подошел к нему впритык лицом к лицу, нахмурил брови, надул губы и тихо-тихо сказал:
- Подлец.
Пимыч вмиг перестал смеяться, схватил меня за горло и зашипел:
- Не понял!? Как ты меня назвал?
Я не ответил. Мне было страшно и тяжело дышать.
- Как ты меня назвал, гондон штопаный!? – закричал он.
Я вырвался и убежал. Нахуй мне это надо. Слово «подлец» обидело его больше, чем «гнойный пидор». Через день мы помирились. И он опять всему двору демонстрировал свою «гойскую правду».
Временами прикольные вещи делал Пимыч со своим хуем. То в канал соломинку засунет сантиметра на четыре, то залупу покрасит красной авторучкой, то акварельками, то приделает к головке пластилиновые уши. Типа, смотри, Чебурашка! Ха-ха-ха! Тоже охуительно. Здесь, по сути, я дошел до самого главного. О чём не очень-то и говорят мужчины. Либо, по каким-то причинам, не замечая изменений, не считая это важным, либо стесняясь. Если мальчика в детстве не обрезать, как это, по сути, правильно делается у некоторых народов, то остается эта самая шкурка (крайняя плоть, «гойский паспорт»), которая поначалу сращена кожей с краями головки и уздечкой (frenulum praeputii). Это примерно тоже самое, что и девственная плева у девочки. Мальчики по-разному рвут свои так называемые плевы, отделяют крайнюю плоть от головки (часто - с кровью). Я расскажу, как это было со мной. Собственно, я, заговорив о Пимыче, вспомнил об этом. У него головка была отсоединена от крайней плоти. И моча наполняла всё пространство от конца залупы до краев. Меня это удивило. Но на полную залуплять свою головку я еще не решался. И что там у меня внутри под этой шкуркой-дудочкой – не понимал и, что важно, не хотел пока понимать. Так сказать – немного стыдился, как учила мама. Как говориться, настоящие мальчиши-кабильчиши не дрочат до смерти. Ну извините…

Далее следующая глава: Мастурбация... Онанизм - это любимая детская игрушка...

  • 02.11.2016
Возврат к списку