Роман Двойник. Глава 6 Поединок

Ранее по ссылке 5 глава Как ангел

6. Поединок

Он сидел передо мной в моих, блядь, семейных трусах, постригал ногти на ногах... Ёб-тыр-тыр! Откуда у него ногти!?
- Откуда у меня ногти, спрашиваешь? Гм. Да. Хуй-на-ны. Хе-хе-хе! Хи-хи-хи! Понимаешь? Ыгы-гы! Не всё так просто в этом мире, гражданин Шмелёв. Но если чего-то очень захотеть... Очень-очень захотеть, то ты это обязательно получишь. Вот вчера после того, как ты пытался меня убить, я захотел себе ногти... Так, на всякой случай. Я захотел ногти. И получил их. Ногти – это вещь очень полезная… для человека. Полюбуйся.
Он показал ногти на руках, изобразил, как ими можно царапаться, и вдруг как закричит:
- А если мне надоест эта хуетень! – и показывает на меня пальцем – Вдруг эта нездоровая хуйня, лежащая на этой грязной кровати, это хуитация, мечтавшая вчера меня умертвить... учудит. Тогда я буду царапать тебя этими ногтями! Я вопьюсь в твое горло и буду тебя душить!..
Неожиданно он стал спокоен и почти замурлыкал себе под нос:
- Ты ведь даже не извинился передо мной. Ты даже не извинился. Ты бросил нож на пол. Легко так бросил и… почапал дрыхнуть. Чап-чап! Чап-чап! Как ни в чем не бывало попиздовал давить храпака. Ни хуя себе! Сказал я себе! – удивился Хуй и заговорил в полную силу, направляя на меня ножницы, – Нет! Ну правда! Ты, Шмелёв, скажу я тебе на чистоту, хуйня полная несуразиц и агрессии. Ты как фашист, блядь. Чуть что – сразу за нож! Ты – говно, Шмель! Ты никто и звать тебя Никак. А я... это… разговариваю с Богом. И Бог даёт мне ногти, терпение, ум, власть, самоконтроль и… много чего другого. Вот так. Хе-хе-хе. Хи-хи-хи. ТЧК.
Закончил он почти шепотом. Театрально поднял руку с ножницами вверх, повертел ими, опустил обратно и как ни в чем не бывало продолжил постригать ногти на своих ногах. Я не мог ничего сказать. Я сжался в комок, залез с головой под одеяло, сильно-сильно до звездочек зажмурил глаза и попытался проснуться.
- Не еби мозги, хуесос. Это тебе не идет. И эмпатия твоя пройдет, – вновь услышал я его голос.
Нервы мои были на пределе. Я отбросил одеяло, вскочил на ноги, указал рукой на двери и закричал:
- Ухуяривай отсюда! Ублюдок!
- Тихо-тихо, – спокойно сказал тот, положив ножницы на полку, – Ты чё так орешь? Хуй его знает, чё с тобой происходит. Но ты явно не в себе, Шмель. Я уйду, уйду. Не торопися. Щас. Хе-хе-хе! Но запомни одно - ты сосал у меня... Сосал. Вернее, сам у себя сосал. Ты думаешь, я этого не помню? Помню. Я помню, сука, твой шершавый язык и вонючий лямблиозный рот. Ты хуйсос. Понял, ты кто? Минетчик. Минетка. Вафлер. Хе-хе-хе!
Я со всего маху ударил его по лицу – с правой. Я неплохо тогда дрался. Даже в классе был третьим по махаче. Мы бились с одноклассниками, мерились друг с дружкой силами и раздавали себе условные места. Первое место было у Мины (крепкий парень, мой хороший друг), второе – у Пимыча («толстый» - как мы за глаза его называли (я про него рассказывал – шутки проделывал с писюном своим)). Третье место числилось за мной. Хотя это была чистая формальность. И она не имела никакого отношения к силе и умению драться. Просто мы так когда-то решили в классе. И до поры до времени это имело какое-то значение. Но речь сейчас не об этом.
Хуяк! Я попал ему в скулу. Он отлетел на пару метров, разбив стекло в серванте. Быстро поднялся, взял в руку острый осколок, направил на меня, страшно оскалился и закричал:
- Хуйну, блядь! Захуячу, сука! Хуйну!
Он махал осколком стекла и двигался вперёд. Я подумал – правда хуйнёт.
- Хуйсос! Хуепутало ебаное! Хуйну, блядь! – орал он как бешеный.
Я схватил с кровати подушку, выставил ее перед собой и пошел вперёд. Хуй резанул по подушке. И из неё стали вылетать перья и пух. Я увернулся, прыгнул вперёд, придавил его подушкой к стене и пнул в пах… Два раза пнул.
- На те-е – блядь!
Он закричал от боли:
- А-а-а!
Я хуйнул еще коленом в бок и тем самым сбил с ног. Прыгнул на него сверху, закрыл подушкой лицо и стал душить. Душить! На тебе – тварь! Он ревел как зверь. И звал на помощь:
- Помогите! Уби... Убивают! Помоги… те... А-а…
- Закрой свое хуйло! – кричал я в ответ, пытаясь заткнуть его губы-уздечки подушкой.
Наконец мне это удалось. Я придавил его руки своими коленями, а подушкой закрыл всю голову. Закрыл так, что воздух туда точно не попадал. Он мычал, бился. Но я держал крепко. Я был вне себя от гнева. Я ненавидел этого пидораса!
В моей голове полетели картинки-вирусы. Картинки из прошлого. Мы с Сашкой Кравчуком стоим на краю крыши обогатительной фабрики и деремся до первой крови. Это мой старший брат придумал для нас такую «игрушку», от которой мы были не в восторге. Мы играли в индейцев, но дрались по научению брата совсем не понарошку. Вождь должен был всех победить. Вождь должен быть самым сильным. И мы по очереди колошматили друг друга на глазах у моего старшего брата, который, типа, посланец свыше. Гиче Маниту такой, типа. А на самом деле - он отрабатывал на нас свои комплексы (превосходства, нереализованности, властолюбия). А мы - тупые юнцы на краю обрыва разбивали друг другу носы на радость брату. Как он не боялся за нас? Ведь мы могли запросто упасть с этой тридцати метровой брошенной фабрики. Хуй его знает, что у него в голове. Он часто говорил: «Не жди, не проси, не плачь» и еще «жуй сопли сам, я жевал сопли, и ты жуй» и я справлялся сам… Без его помощи. Я вообще не привык к чужой помощи. А брат для меня всегда был чужим.
Картинки-картинки. Я стою перед игровым автоматом, чудом техники на тот момент. У меня в руках монетка в 20 копеек. Двадцатник тогда – это много. На 16 копеек можно было купить беляш с настоящим мясом или два любительских пирожных. У меня в кулаке целых 20 копеек. Я хочу поиграть в игры: Тэтрис или Марио. Вдруг ко мне подходит шестнадцатилетний жиган. На руке у него синяя наколка. Это сейчас, спустя годы, я бы легко догадался, что передо мной определенный чёрт, а никакой не бродяга.
- Чертофан, – как говорил Мина.
А тогда я был юным слонярой, которого пугало наличие наколки «Век воли не видать». Он легко забрал у меня монетку. Он присвоил себе мои 20 копеек. И я ничего не смог сделать. Я даже толком не сопротивлялся. Я просто отдал деньги после первого угрожающего взмаха руки. Меня зачертили, повертели на хую. И я всё съел. Проглотил без остатка. Но осталась глубокая юношеская рана, которая временами всплывала в моём неотфоматированном мозгу. О! Боже! Если бы можно было всё это забыть!..
Я душил свой Хуй. Две минуты. Три. Пять. Он затих. Я убил его. Я захуярил его. Хуйнул. Кажется. Ну и денек!
- Залупа конская! – сказал я напоследок.

Далее по ссылке седьмая глава романа Двойник Побег