Роман Двойник, глава 15 Надежда

Ранее по ссылке 14 глава романа Решетникова Двойник Ларёк

15. Надежда

Это был пиздец всему. Мы с Генделем надели гондоны с прорезями для глаз и ртов, явились грабить ларек. Мы совершаем поступок. Мы, ёб-твою-мать, грабим. И теоретически я был готов даже убить. Чечня научила меня одному - жизнь человека ничего не стоит. Иногда ничего не стоит. А иногда стоит. Вот когда перед тобой возникает такая прекрасная испуганная Надя, тогда да - стоит. О, Господи, Великое Озеро Мандиока! Где же сейчас ходит мой Ебаный Хуй? Тварь позорная! Беглец! Предатель! Выродок из семейства Гениталий (латинский - genitalia).
Мы с Генделем ввалились в ларёк.
- Зачем ты такая красивая? - неожиданно для себя спросил я у Надежды.
- Что? - растерялась она.
Губы у нее задрожали. Слезы хлынули из глаз.
- Ты о чём? – громко спросил меня Гендель.
Я отодвинул его лицо в сторону.
- Выебем её, - второй раз влез в наш энергетический диалог крикливый Гендель, закрывая двери на засов, - А? По разу?
Он хохотал, дергал меня за рукав, расстегивал ширинку и залуплял калдан.
- Давай её выебем! Хы-хы! Щас мы её выебем! Я отвечаю! Хы-хы! Как выебем!.. Ага! Хы-хы! Рачком! Рачком! Пришмандовку! - визжал и похрюкивал он в предвкушении.
Он с голой жопой и с дикой улыбкой двинулся к Надежде, которая плакала. Море слёз. Я готов был купаться в этих слезах. Они как водопад - Анхель… Слёзы… О господи боже! За что же ты лишил меня хуя? Чем я виноват перед Тобой, Господи!?
- Иди ко мне, Пиздотья Антонишна… Я выебу тебя чуть-чуть - услышал я слова Генделя.
Что его прыщавая худая задница делает там? Я огляделся вокруг.
Гендель едва дотронулся до Нади, когда я разбил о его голову бутылку сладкого шампанского. Он моментально рухнул на спину, даже не охнув. Слабак. После того, как Гендель упал, его синий хуй еще постоял десяток секунд, а потом стал моментально сдуваться, как воздушный шарик, из которого выходит воздух. Какое-то короткое время мы с Надеждой смотрели на это падение члена. Я о чём-то думал, наверное. О чём – не помню.
Вдруг Надежда от страха закричала. Я сорвал с себя маску, рванул к ней и… стал целовать, целовать, целовать её. Целовать её щеки, губы, глаза. Я пил её слёзы и не никак не мог напиться. А она криком кричала. Если бы со мной сейчас был мой Хуй. Если бы... Я не понимал, что делаю. Я как будто был на войне. Мне как будто нужно было непременно спасти Надежду, мою Надежду. Мне нужно было её скорее спасать, а я её почему-то целовал. Я утолял жажду её слезами. А она плакала всё больше и больше. Правда потом она перестала кричать и как будто бы ей даже понравилось то, как страстно я её целую. Мне показалось, что она даже стала отвечать на мое лобзание, потому что я в какие-то моменты чувствовал её горячие губы, которые я полюбил сейчас еще больше, чем пять минут назад. Сладкие губы моей Надежды. Как мёд. Пять минут - это очень много. Пять минут могут перевернуть вашу жизнь с ног на голову. Я целовал её шею, грудь, живот, ноги… Дойдя до пола я очнулся.
Что я делаю? У меня ведь нет Хуя! Это раз. Я граблю ларёк! Это два. Но я люблю эту прекрасную, бесподобную, восхитительную, обворожительную, волшебную девушку Надю, продавщицу из ларька, который я сейчас граблю! Это три. И этот третий довод перевешивал всё на свете! Я люблю её! Аргумент, ради которого я сверну горы, ради которого я переплыву море, ради которого я пойду на край света, ради которого я найду свой Хуй и поквитаюсь с ним! Я люблю Вас, Надежда! И это наша с Вами общая сказка, Надя!
Гендель пришел в сознание и зашевелился в луже крови. Я вмиг оценил ситуацию. От души пнул его в челюсть. Надежда перестала плакать, но по всей видимости всё еще пребывала в некоем шоковом состоянии. Ну и что? Кому сейчас легко? Я тоже, например, в форс-мажоре. Другой вопрос, что для меня после Чечни, форс-мажор - это почти норма. Вернее, не норма, а… Типа, стресс, если можно так выразиться... Стресс, который с недавних пор обостряет защитные механизмы моего организма, органы чувств, концертирует волю, делает меня сильнее. Когда я в стрессе, я могуч, как Бог. Я внук Геракла. Я как отважный беотиец, который забыт историей о Фермопилах. Однако, мне похую на славу трехсот спартанцев. Я знаю, что сражался не хуже. О чём это я? А? Ксеркс… Насрать на Ксеркса, разорившего нашу страну. Я внук Геракла, бравший Грозный. Стресс - это волшебная сказочная пилюля, которая всё ставит на свои места, которая заставляет мозг солдата работать. Форс-мажор - солдатский наркотик. Морфин, гуляющий по венам.
Я вновь надеваю на себя маску. Беру Надю на руки и… Бегу. Бегу сквозь Фермопильский проход. Бегу по кишкам дьявола. Меня зовут Антиох. И мне похую на всё! Антиоху на всё похуй! Вот мой новый слоган.
Бегу... Бегу... Бегу... Бегу... Долго бегу. Так я должен был взять на руки своего раненого тульского друга Онищенку... Там в Грозном, у того гребанного вокзала, который заставил нас брать тупой главнокомандующий – председатель колхоза. «Они в первую очередь требуют от нас брать вокзалы, телефонные и телеграфные станции, мосты и зимние дворцы. Да еще и не забывать о социалистических обязательствах – выполнять боевые задачи к определенным датам – к Новому году, к выборам президента...» Я должен был бросить автомат, взять Онищенку на руки и бежать... Бежать один, два, три километра. Один, два, три часа. Столько сколько понадобится. Бежать до санчасти, до госпиталя. Бежать для того, чтобы Онищенко жил. Чтобы Марина (или как её там?) его дождалась. И сейчас я бегу, чтобы Надежда жила. Чтобы мы с ней были живы, жили долго и счастливо в любви и согласии. Чтобы у нас были дети. Двое, трое, четверо. Два мальчика и две девочки. Гилл, Тлеполем, Макария, Скифия. Я впервые за последние несколько лет на целых двадцать минут забыл о том, что у меня нет Хуя. Эти двадцать минут я был абсолютно счастлив. Пять минут на любовь и треть часа на счастье. Что еще нужно дембелю, бедному беотийцу, внуку Геракла?
Передохни.

Далее по ссылке 16 глава романа Двойник Беглецы