Сергей Решетников, писатель, сценарист, драматург. Тот самый Решетников

«Соки жизни» 17. Дети алкоголиков, монахи цифрового фашизма, прекариат, рейдеры, безумно хороша

17 глава: Дети алкоголиков, монахи цифрового фашизма, прекариат, рейдеры, безумно хороша

17 глава: Дети алкоголиков, монахи цифрового фашизма, прекариат, рейдеры, безумно хороша

По ссылке предыдущая глава 16 романа «Соки жизни» Сергея Решетникова - «Бог - цифра, цифровые фашисты, старшая дочь, Джамиля, вербовка»

В 15 лет случилась моя первая попытка суицида. Дома скандалил и дрался пьяный отец. Я заступился за мать, получил кулаком по губе и убежал на улицу. Отец кричал мне вдогонку: «Я тебя породил, я тебя и убью». Классика. Две ночи я спал на кладбище, ел еду с могилок, потом нашел крепкую верёвку, огромный тополь, подходящий сук, привязал, накинул на шею и… описался от страха. В слезах я вернулся домой. Отец не выходил из бани вторые сутки. Мама плакала вместе со мной. И говорила: «Коленька, родной мой, только не пей так, как отец. Ты у меня хороший мальчик». Не сработало. С годами я стал гораздо хуже, чем отец. Единственное – я никогда не ссался под себя и не валялся под забором. Но гнал кратно больше. Слава Богу, меня не видели мои дети. Они выросли без меня, без моих алкогольных депрессий и припадков ярости. Мне сорок с лишним, и алкогольные скандалы из детства снятся мне каждый день, я живу с ними, они живут во мне, они часть меня. Я помню свои трясущиеся руки. Мне казалось, что с годами я всё забуду. Но я всё помню. Даже лучше, чем десять лет назад. «Коленька, только не будь таким, как отец». Я не стал таким, как отец. Я стал хуже. Я напиваюсь, и моя душа дома. Моя душа в аду. Я оправдываю себя, что Македонский был алкоголиком, что Есенин был алкоголиком. Но я не Македонский и не Есенин. Не надо жить с алкоголиками. Сохраняя семью с зависимым, спасая алкоголиков от смерти, вы не только становитесь созависимыми, вы калечите психику своих детей.
Вторая моя попытка суицида случилась после двадцати лет. Я падал с шестого этажа. Я сто раз об этом рассказывал в других книгах. Я, блин, выжил. С компрессионным переломом позвоночника, ушибом головного мозга, сломанным со смещением тазом, десятком рёбер и треснувшей ключицей. Врачи говорили, что с такими переломами не выживают. А если и выживают, то навсегда усаживаются в инвалидную коляску. Но ко мне в палату реанимации пришел Бог. Это была женщина в белом платке. Она положила мне руку на лоб и сказала: «Вперёд! Не бойся». И я выжил, встал на ноги. И много ещё чего начудил. В том числе заделал двух дочерей, которых, слава богу, не воспитывал. Я даже не знаю, рассказывал я в этой книге это или не рассказывал. Я никогда не перечитываю то, что я пишу. А пишу я годами. На меня не работают тысячи крепостных, как на Льва Толстого. За меня не пишут литературные негры. К тому же сучий Яндекс нагнул меня в этом году на два миллиона рублей. А Альцгеймер последнее время со мной дружит. К тому же я алкоголик. И ненавижу не только людей, но и всё, что меня окружает. Я ненавижу этот мир. И мечтаю взорвать его к чёртовой матери. Или убить себя.
Когда же будет третья попытка суицида? Спросите вы. Я думаю о ней уже более двадцати лет. Каждый день я думаю о смерти. Каждый день. Вы думаете, это мучительно? Нет, это прикольно. Думать о смерти каждый день – это прикольно. Я каждый день примеряю смерть на себя. На пешеходном переходе, за рулём автомобиля – на обгоне, когда навстречу на всей скорости мчится гружёный КамАЗ, в метро, когда подъезжает поезд, в самолёте, когда он взлетает и садится, когда ем арбуз, напичканный химикатами. Только Бог больше не приходит ко мне. Он иногда присматривает за мной. Но не приходит. Не кладет руку на лоб. Видимо, я разочаровал его. Или у меня ещё не всё так плохо. Люблю ли я Бога? Да. Верю ли я в Бога? Безусловно. Я видел Его своими глазами в реанимации. Как я могу не верить в Бога? Да и глупо не верить в Бога.
Я прописал дочку к себе. Она устроилась на работу. Я спросил, не хочет ли она сниматься в кино. Она промолчала. И пошла в офис. Пусть будет так.
Самое страшное, что случилось в моей жизни: я должен был работать (сидеть, есть, пить) в ресторанах и кафе, где бесплатный Wi-Fi и динамический IP. Спустя год я усовершенствовал систему и ушёл от ресторанов. Пока же я работал в заведениях общепита. А там – алкоголь. А алкоголь – это моя слабость, моя боль и мой Бог, который рассказывает мне правду об этом мире. В общем, каждый божий день, отработав в ряде ресторанов по 10–12 часов, я возвращался домой пьяным. Иногда очень пьяным. Я пропивал в ресторанах большие суммы. Но и зарабатывал я неплохо. Что я делал? Неважно. Я родом из девяностых. Я чуть-чуть мошенник. Воспитание улицей. Но я не вор. Я всю жизнь действую только в рамках закона. И не пересекаюсь с уголовным кодексом. В данном случае все эти транснациональные корпорации: Эппл, Майкрософт, Сименс, Бош, банки (Дойче банк, Ситигруп, Мицубиси Ю-эф-джей, Бэнк ов Америка, Сбербанк и т. д.), Гугл, Яндекс, Майл, ВК, Фейсбук и прочие – гораздо большие жулики и мошенники. У них руки по локоть в крови. Они, конечно, напрямую никого не убивают. Но они преступники и знают об этом. Они – чёрные люди. Они монахи цифрового фашизма и идеологи нового крепостного права. Если в ближайшие десять-двадцать лет не уничтожить эти корпорации, они заберут у нас всё: деньги, жизнь, душу. Поэтому, если у вас есть возможность плюнуть в сторону «мирового правящего класса», – плюйте, плюйте смачно – с соплёй. Только смотрите, куда дует ветер. Иначе прилетит к вам. В любом случае эти корпорации нужно ненавидеть, даже если вы винтик в этой структуре. Поверьте, Сбер при любом удобном случае вытрет о вас ноги. И перед своей смертью вы увидите улыбку Германа Грефа и его детей, которые уже скоро купят графские и княжеские титулы, например, в Монако. Прекариата в мире будет всё больше и больше. И я себя чувствую частью прекариата. Я нигер XXI века. Они пока не отняли у меня моего самого последнего права – права добровольно умереть. Право выпить свою цикуту. Хотя настоящие полковники не прыгают с балконов и не пьют цикуту. Вернее, они пьют цикуту. И она их цепляет. Он их пьянит. Настоящие полковники стреляются. Мечтаю купить то, из чего застрелиться. Вы, случайно, не продаете?
Как вы думаете, кто мне сегодня позвонил? Нет, не Джамиля. Нет, не Алиса. Всё правильно – моя прекрасная Анастасия. Её стриптиз в инстаграме незабываем. Я передергивал шершавого. Она, наверное, догадывается, что эротична. Богатая вдова. Скоро узнаем, насколько она богата. Я её не видел несколько лет. Она предложила встретиться. И как вы думаете, куда я её позвал? Конечно, в «Большой». На крабов с сухим вином.
– Там замечательные камчатские крабы, – сказал я в трубку айфона.
– Я приду. Во сколько?
– В восемнадцать часов.
– Я буду сегодня в шесть часов.
Я удивился:
– Сегодня?
– Да, сегодня. У меня к вам предложение.
– Окей. Шесть часов. Я закажу столик.
– До встречи.
Я не ожидал такого резкого поворота. Время два часа дня. Я помылся. Побрился. Поменял трусы. Подбил кэш для чаевых. Надеюсь, сегодня придет пианист Серёга. Меня там уже знают. Я заказал столик у бара. Самый лучший столик. Выдохнул. И лёг на диван. Что еще? Надо передёрнуть, чтобы не быть слишком голодным. Сексуально голодным. Иначе такой красотке всадишь на пять секунд и опозоришься на всю Москву. Я передёрнул, помылся ещё раз. Снова лёг. И начал думать. Она меня заинтриговала. Что ей от меня надо? Я нигер. Я нищий в сравнении с ней. О, Анастасия. Прелесть моя.
Я пришёл на полчаса раньше. Пил кофе. И старался ни о чём не думать. Она опаздывала. Я этого не люблю. Но всегда принимаю.
Вдруг я услышал женские крики. Я понял, что это кричит она. Она ворвалась в ресторан со скандалом, как вихрь.
– Я не буду снимать пальто! – кричала она на весь зал. – Я не буду снимать пальто, пока не увижу его! Не трогайте меня! Не прикасайтесь ко мне!
В первом зале она попала в поле моего зрения. Официанты пытались её успокоить. Взбалмошная, но безумно красивая женщина с рыжими волосами привлекла всеобщее внимание. Я абсолютно забыл, какого цвета раньше у неё были волосы. Но рыжий цвет ей безумно идет. И она была безумна. Я поднялся из-за столика, быстро пошел навстречу и крикнул:
– Я здесь, Анастасия!
– Вот он, – спокойно сказала она официанту. – Я же говорю вам, не трогайте меня. Вот мой мужчина.
Я подошел, поцеловал руку. Рука пахла табачным дымом.
– Здравствуйте, Анастасия! Дайте, пожалуйста, сниму ваше пальто.
Она, сомневаясь, нерешительно позволила мне снять с неё пальто. Небрежно посмотрела на официанта. Она была безумно хороша в коротком красном платье… длинные ноги… в туфлях на высоких каблуков… Мы были вровень. Я один метр восемьдесят три сантиметра. Но глаза… какое-то безумие блуждало в её глазах… Она смотрела на меня и как будто меня не видела. Как будто смотрела сквозь меня. Я даже подумал, что она под «кокосом».
– Я рада вас видеть, Николай.
– И я очень рад. Очень. Вы прекрасно выглядите.
Она взяла меня под руку, и мы театрально пошли к нашему столику. Все гости на нас смотрели. Вернее, на неё смотрели. Она показательно красиво улыбалась. Она была шикарна.
Мы сели. Нам, как всегда от шефа, принесли хлеб и масло. Я заказал вина и камчатских крабов. Анастасия ещё попросила салат из овощей. Официанты ушли. Мы смотрели друг на друга. И я опять сморозил:
– Я… я стал толстый. Поправился.
Анастасия театрально отыграла:
– Да вы что! Вам очень идёт. Вы замечательно выглядите. Мужчины должно быть много. Может, мы на «ты»?
– Конечно, на «ты».
Возникла нелепая пауза, после которой я опять ляпнул:
– Вы прекрасны, Анастасия. Вы божественны. Вы радость для моих глаз.
Она отмахнулась рукой, намазала домашнее масло на мягкий белый хлеб, откусила, стала жевать, округлила глаза и с восхищением сказала:
– Это чудесное масло!
Я согласился:
– Да. Это новиковский ресторан. Их фирменное фермерское масло. И хлеб…
– Оно восхитительно. Здесь нельзя питаться. Здесь можно набрать лишние килограммы.
– Да, – согласился я.
Принесли и налили красного сухого вина. Мы подняли бокалы. И я произнёс:
– За встречу.
Анастасия вдруг поставила бокал на стол и пристально вгляделась вдаль зала.
– Что случилось? – спросил я.
– Он следит за нами. Там. У окна.
– Кто?
– Не оборачивайтесь. Только не оборачивайтесь. Он поймёт, что мы говорим о нём.
– Хорошо. Но кто может за нами следить?
– Кто угодно.
– Давайте выпьем. За встречу.
Мы выпили. Я поставил пустой бокал, оглянулся посмотреть, кто же за нами мог следить. На нас никто уже давно не обращал внимания. Люди ели, пили, болтали друг с дружкой.
Анастасии принесли салат. Она стала есть салат.
– Приятного аппетита, – сказал я.
– Вы хорошо выглядите. Я уже говорила вам об этом? – пережёвывая овощи, сказала она.
– Да. Спасибо.
– Давайте с вами сфотографируемся.
Я не успел ответить. Она присела ко мне. Нажала на кнопку. Потом добавила:
– Селфи. Готово. Мы в инстаграме.
Чёрт побери. Я опять не понимал, о чём говорить. Мы выпили ещё вина. Я подумал, что Анастасия должна мне сказать что-то важное. И я терпеливо ждал. И не выдержал:
– Как ваши дела?
– У меня отжали бизнес, – спокойно сказала она, пережёвывая салат.
– Как?
– Совсем. Переоформили. Захватили. Мне теперь ничего не принадлежит.
– Кошмар.
– А что же полиция?
– Вся полиция куплена. Я неделю назад сбежала из Петербурга.
– В смысле?
– В прямом. Они держали меня там в заключении. Насильно кололи что-то.
Я был в шоке. Она продолжала:
– Я и сейчас под таблетками, поэтому так спокойно говорю. Я вчера была у знакомого психотерапевта. Он прописал антидепрессанты. Смотрите… Поэтому за нами могут следить. Теперь и за вами будут следить. Я написала в инстаграм, что мы с вами сидим в ресторане «Большой»… И вы мой мужчина…
– Не понимаю. Вы ведь боитесь, что за вами могу следить… зачем писать, что мы в «Большом»?
– Вот именно. Я рядом с вами. В инстаграме мои подписчики знают, что я в ресторане «Большой». Они не решатся…
– Кто они? На что… они не решатся?
– Убить меня, – проглотила она хлеб и запила вином.
Я налил себе вина и выпил.
– Вы преувеличиваете, Анастасия.
– Ни капли. Всё серьёзно. Мне нужен выход на телевидение. А вас есть выход на телевидение? Типа «Человек и закон» Пиманова.
– Я должен подумать.
– Думать некогда. Вы же пишете для телевидения.
– Я уже давно не связан с телевидением… Но у меня остались там друзья.
За соседний небольшой столик сел музыкант Сергей, ему принесли еды, он стал есть. Он меня не узнал. Видимо, много таких, как я, пьяниц к нему подходят и просят «Мурку» или Таривердиева. Анастасия обратила внимание на Сергея, кивнула в его сторону и сказала мне:
– Вот он. Он следит за мной.
– Да нет. Нет. Это музыкант. Пианист Сергей. Я его знаю.
– Точно?
– Сто процентов.
Она крикнула:
– Сергей, вы нам сыграете музыку?
– Обязательно, – сказал он, пережевывая курицу.
Я посмотрел на него и махнул ему рукой, мол, привет. Мы встретились взглядом. Он наконец узнал меня. Подскочил и пожал мне руку:
– Писатель! Николай! Привет, писатель!
– Привет, музыкант Сергей!
– Да, Николай – великий писатель! – громко сказала Анастасия. – Вы о нём ещё услышите! Потом! Он гений.
– О да! – сказал Сергей и присел передо мной на корточки: – У меня есть тема для одного хорошего романа… Вам понравится… Я расскажу…
Я перебил:
– Потом обсудим, Сергей.
– Да-да, конечно-конечно. Ужинайте. Приятного аппетита.
Анастасия с восхищением смотрела на меня. А потом сказала:
– Я не буду с тобой сегодня спать.
Я развёл руками и сказал:
– Хорошо.
– Так и знай. Я не буду с тобой спать.
Она улыбалась. И было такое ощущение, как будто она будет со мной сегодня спать. Но мне было не по себе. Она была настолько абсурдна. Она была так парадоксальна, что я терялся.
– Расскажи, как ты жила последние годы. И что собираешься делать сейчас?
Она сделала глоток вина и начала рассказ:
– Ты знаешь, что моего мужа отравили?
– Да. По одной из версий.
– Его отравили. Он был здоров, как бык. Ты видел его.
– Да.
– Всё изменилось в один миг. Я сначала вошла в управление компанией. В совет директоров. Я боролась полгода. Но меня вывели. Мне подсунули бумаги… Я подписала. Случайно. Оказалось, что он работал на рейдеров.
– Кто он?
– Наш друг. Крёстный наших детей.
Она включила смартфон, вотсап и заговорила:
– Привет, сынок!
– Привет, мама!
– Я с Николаем Сергеевичем. Помнишь, я тебе о нём говорила. Можешь поговорить с ним. Он тоже играет на гитаре.
Она подсела ко мне, обняла меня и показала сына на экране смартфона.
– Это старший – Илья.
Я улыбнулся и сказал:
– Привет, Илья!
– Привет!
– Как твои дела?
– Хорошо. Ты умеешь играть на гитаре?
– Да, немного. Раньше писал песни.
– Я тоже пишу песни.
– Молодец, Илья
(возникла пауза).
– Илюша, – перехватила инициативу Анастасия, – ты уроки сделал? Что ты сегодня кушал? Позови бабушку.
Я поднялся из-за стола и сказал:
– Я щас, – и показал Анастасии на лестницу, ведущую вниз в уборную.
– Хорошо, – сказала Анастасия и обратилась к бабушке.
Я спустился в уборную, опростался, подошёл к умывальнику, вымыл лицо, посмотрел на себя в зеркало и подумал: «Что происходит? Зачем она показывает меня своему ребёнку? Роковая женщина». Я поднялся на верх. Анастасия уже выключила смартфон и разглядывала гостей в зале.
– За мной следят, – сказала она тихо, когда я сел за стол.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь.
– Я обратилась к тебе, потому что я тебе верю. От меня отказались все друзья. Он настроил всех моих друзей против меня.
– Кто?
– Он. Наш кум. Крёстный наших детей. Лучший друг моего мужа. Почему же ты оставил меня?
– Не понял, – сказал я.
– Он не должен был умирать. Он не должен был меня оставлять одну. Миша – крёстный наших детей подсунул мне документ, который лишил меня всей компании… и средств к существованию… Детей я увезла к маме…
– Как так получилось? Почему ты подпустила этого кума к себе?
– А кого ещё? Когда умер муж, он пришёл в первый же день и стал меня успокаивать. Мужа ещё не похоронили. А он подошел, обнял меня, стал целовать, ласкать и… я… я не сопротивлялась. Представляешь? Я плакала. Я легла на пол. И отдалась ему. Я не помню, что со мной было. Я не помню, хорошо мне было или нет. Я просто плакала и трахалась с лучшим другом мужа… мёртвого мужа. Он был наш друг. Дети любили его. Он был добр со мной, пока не подсунул мне этот документ, подписав который я лишилась всего. Он также владел тридцатью процентами акций. Они и его убили… потом…
– Как? Кто?
– Они. Они закрыли меня на квартире в Санкт-Петербурге и кололи меня чем-то. Подсовывали какие-то документы. Я их подписывала. У меня никого не осталось, кроме мамы. Все меня предали. Поэтому я обратилась к тебе… (она закричала) Выведи меня на телевизионщиков… Приведи меня на «Человек и закон». Я должна рассказать, как у меня отняли всё. Как у меня украли жизнь! Как убили моего мужа!
Я взял её за руку и сказал:
– Тихо. Не кричи. Я постараюсь.
– Позвони на телевидение сейчас.
– Я не могу позвонить сейчас. Мне нужно поговорить с друзьями.
И я подумал, что, по сути, Пашка был один из немногих друзей, кто ещё работал на ТВ. На первом канале. Но Пашка умер.
– Позвони друзьям.
– Давай не будем торопиться.
– Смотри, вот тот за мной следит.
– Ты ошибаешься…
Она пристально посмотрела на меня:
– Теперь и за тобой будут следить. Понимаешь? Я выложила фотку в инстаграм.
– Нууу ладно. Пусть. А как ты убежала из Петербурга?
– Выпрыгнула из окна… третьего этажа…
– Ты уверена, что они тебя ищут? Ты ведь всё подписала. Всего лишилась.
– Но они меня боятся. Они боятся, что я расскажу правду. Я знаю их имена. Я знаю их в лицо. Они большие люди. Они связаны с каким-то министром. Поэтому ты мне должен помочь.
– Я постараюсь.
Она строго посмотрела на меня и сказала:
– Я не буду с тобой спать. Понимаешь меня?
– Конечно.
– Они все пользовались мной. Я устала. У меня всё болит. Я никогда не любила анальный секс, но они заставляли меня…
Сергей заиграл музыку из фильма «Служебный роман».
– Пойдём потанцуем, – неожиданно сказала она.
– Потанцуем? Да, конечно, пойдём потанцуем.
И мы пошли танцевать. Мы танцевали молча. Она была высокой стройной. Я держал её за талию. И чувствовал её кислое дыхание. Это из-за вина. Она не смотрела на меня. Она смотрела по сторонам. Она искала, кто за ней следит. Я тоже стал приглядывать, кто за нами может наблюдать. Никто на нас не смотрел. Ресторан не дешёвый. Люди, как правило, серьёзные.
Сергей закончил увертюру. Начал играть какой-то блюз. Мы с Анастасией вернулись за стол. Официант налил нам вина. Она подняла бокал и сказала:
– За тебя. Ты хороший, добрый человек.
Я сказал:
– Спасибо.
И подумал, что это не так. Я трус. И мне хотелось убежать отсюда. Я понимал, что она больше месяца находилась под какими-то психотропными препаратами, я понимал, что она не в себе. И я не знал, чем ей помочь. К тому же я сам сумасшедший. Какой я помощник. И она меня добила:
– Вчера у меня сгорел дом.
– Что?
– Вчера у меня сгорел дом, – с улыбкой сказала она.
– Дом, который вы полгода назад продавали за семьдесят миллионов?
– Никто не хотел его покупать. И он сгорел. – Она театрально громко засмеялась. Она была счастлива. Её глаза горели.
Я налил вина себе и ей. И выпил. Она продолжила:
– Дом застрахован на сорок миллионов. Я получу сорок миллионов.
Она опять засмеялась. Я не понимал, что тут смешного. А потом понял… Она себя выдаёт. Она не в себе.
– Я вчера была там.
– После пожара или перед пожаром? – спросил я.
– Во время пожара.
Я опустил голову и замахал руками:
– Вы не должны… вы не должны мне об этом говорить. Вы вообще не должны об этом говорить. Никому.
– Но я вам доверяю.
– Нельзя этого говорить, Анастасия. Вас не было там во время пожара.
– Но почему?
– Вы были у меня… весь день… и всю ночь… Вас не было там. Вы моя любовница. Я подтверждаю это.
– Да, Николай, меня не было там.
– Что вам кололи? Вы знаете?
– Нет.
– Я смотрела, как горит мой дом. Как горит моя жизнь.
– Прошу вас. Не говорите ничего. Вас не было там, Анастасия. Вас там не было.
– Да, меня там не было. Но я видела, как он горел. И я получу сорок миллионов. Я верну своих детей. Вы единственный человек, кому я доверяю, Николай. Но я не буду с вами спать…
– Да, я уже понял.
Она замолчала и стала смотреть в одну точку на край стола. Я тоже молчал. Мой страх прошёл. Я понял, что должен спасти этого человека. У меня появился шанс – спасти человека. Если только психотропные вещества окончательно не уничтожили её психику.
Она подняла на меня глаза и сказала:
– Поехали домой.
– Анастасия, тебе нужна помощь. Тебе нужен психиатр. Давай завтра поедем к врачу. Слышишь меня?
Она прищурилась, сжала губы и шёпотом заговорила:
– Ты тоже с ними?
– С кем?
– Это они тебя подослали ко мне?
– Ты с ума сошла.
– Ты тоже меня предал. Они купили тебя. Откуда они взяли твой телефон? Сколько они тебе заплатили? Зачем ты позвал меня в этот ресторан?
– О чём ты говоришь, Анастасия?
Подошёл пианист Серёга и спросил:
– Что вам сыграть, молодые люди?
Она обратилась к Серёге:
– Он убьёт меня.
– Не понял, – удивился Серёга.
– Спасите меня. Он убьёт меня. Он сжёг мой дом. Он украл у меня бизнес.
Серёга замер в ступоре.
Она схватила Серёгу за грудки и закричала:
– И вы тоже с ними. Вы сожгли мой дом. Вы трахали меня… вчера… Я узнала. Это были вы. Что вы мне кололи целый месяц?
Серёга вырвался из её рук, сказал:
– Безобразие какое-то, – и исчез.
Я взял Анастасию за руку и спросил:
– Тебе есть куда ехать, Настя?
Она в миг успокоилась:
– Есть. Проводи меня, Николай. Я тебе говорила, что он за мной следит. Этот пианист-убийца. Николай, ты единственный человек, которому я доверяю. Все остальные предали меня.
Я рассчитался за ужин, взял её под руку и повел в гардероб. Когда мы проходили мимо Серёги, она пригрозила ему пальцем. Серёга опустил голову и заиграл «Сказки венского леса».
Я надел на неё пальто. Мы вышли на улицу. Она увидела цветочный киоск, потянула меня к нему и сказала:
– Купи мне цветов.
Киоскёру она сказала:
– Нам вот эти розы… которые красные…
– Сколько?
– Все.
– Все?
– Все.
Мне пришлось потратиться на огромный букет алых роз. Киоскёр насчитал семьдесят пять единиц.
Анастасия нюхала розы и, счастливая, смотрела на меня:
– Николай, ты единственный человек, кому я доверяю. Но я не буду с тобой спать. Когда позвонишь Пиманову – сообщи мне. Мне нужна твоя помощь. Моя жизнь в твоих руках…
– Не говори так.
– Не забудь, завтра мне нужны таблетки, – она отдала мне цветы и сказала: – Вызови мне такси.
Я вызвал такси. И спросил:
– Куда ты поедешь?
– Я тебе не скажу. Ты не должен знать адрес.
– К мужчине?
– Да. Но это не имеет никакого значения. Он мой друг.
– Понятно.
– Он всего лишь мой друг. После Петербурга я не получаю удовольствия от секса.
Приехал таксомотор. Она села в машину.
Я протянул ей букет:
– Цветы.
Она отмахнулась, мол, не надо, и закрыла за собой дверь. Такси поехало. Я стоял и думал о том, что считал до сегодняшнего дня сумасшедшим себя. Я ещё относительно нормальный. Я слышал, как Серёга играет «Сказки венского леса».
Я пошел на Кузнецкий мост. Пить и рассказывать бармену о том, как я ненавижу женщин, о том, как я люблю женщин. А может быть, я буду больше думать. Мне есть о чём подумать. Мне нужно срочно напиться.

По ссылке глава 18 (последняя) романа «Соки жизни» Сергея Решетникова - «Бар, такси, полиция, полковник, папа»

  • 13.09.2021
Возврат к списку